Во тьме окаянной. Михаил Строганов

башка, истину мимо ушей пропустил! Как сразу не разумел, что лучше душегуба беду никто не учует…

      Ночью навалился мороз, лютый, какой изредка случается даже в Крещенские дни. Деревья, дома, изгороди заиндевели, небо выморозилось, обнажая допотопный остов мироздания, оттого свет звезд становился нестерпимым для человеческого ума. Над городком встала тишина, от которой хочется молиться и плакать…

      Не сон, а тяжелый морок поглощал Савву, томил ужасающими образами, заставлял снова и снова переживать несостоявшееся венчание, истолковывая его как грозное предзнаменование. Он вспомнил о своем видении, непостижимо приоткрывшем грядущее на вечерней службе в Благовещенском соборе. Там промелькнули перед его глазами и отразились во фресках лица отца и сына Строгановых, Аники и Семена, наемника Карего, холопа Офоньки. Сегодня возник пятый лик – казака Черномыса, со слезами на глазах отплясывающего в храме юродивым.

      Стало трудно дышать, мучила жажда. Савва с трудом поднялся, доковылял к ведру с квасом, зачерпнул полный ковш – ядреный, кислый, ударяющий в дыхание, он был крепкий, как хорошо выдержанная брага. Бросило в пот, сначала большие соленые капли выступили на лбу, затем – на шее и вот обняли все тело паутиной скользящих холодом нитей.

      «Господи, – Савва перекрестился, – не оставляй нас, как пастырь стада, в руках лукавых волков».

      Послушник накинул на плечи полушубок и вышел во двор… Волчий вой доносился со стороны леса, разгоняясь по толстому льду замерзшей Камы, врывался в городок долгими утробными звуками матерого: «у-у-у-о-о-а-а». Ему вслед высокими голосами с взлаиванием вторили переярки: «у-у-ау-ау-о-о».

      Проведя не один год в Парме среди зырян и пермяков, Снегов научился хорошо различать волчьи голоса, потому-то теперь больше всего его волновало отсутствие воя волчицы. Не чуя холода, Савва жадно прислушивался к вызывающему ужас волчьему многоголосию – бесовской литургии, как ее называл настоятель Пыскорского монастыря Варлаам.

      «Господи, да что же это? Нет волчицы… – внезапная догадка опалила, словно прошедшая рядом молния. – Никак ее кличут?! Кто объявляет о своей власти в лютой тьме? Волки или волколаки?..»

      Савва забежал в дом, кинулся было к Черномысу, но казак пребывал в пьяном забытьи, бормоча и всхлипывая во сне. Подойти к Даниле Снегов не захотел, без того зная, что Карий не спит, а лишь чутко дремлет, держа наготове смертоносное жало. Да и о чем посреди ночи станет разговаривать с наемным убийцей? Что повсюду чудятся мученические лики, что среди обложивших город волков не достает воя волчицы?

      – Ложись спать, монах.

      Голос Карего прозвучал неожиданно и властно. Савва растерялся, буркнув в ответ:

      – Не монах, послушник…

      – Какая разница, – усмехнулся Карий. – Волк и волчонок – одно племя…

      Такое сравнение Савве не понравилось, но он промолчал – спорить было и поздно, и ни к чему…

      – Не обижайся, не со зла сказал, для сравнения…

      – Хороши сравнения…

      – Ты ж меня