Наперстянка.

это работает?

      – Даже очень. – Сигна провела ладонью по его руке, наблюдая, как тени тают под ее пальцами и обнажают кожу. Волосы, белые, как кость, и фигуру, высокую, как ива, и широкую, как дуб. Глаза, темные, как галактики, которые сияли, когда смотрели на нее с тем же голодом, который пульсировал глубоко в ее теле. – Но не настолько, чтобы удержать меня от вопроса. Какой была твоя жизнь до нашей встречи. Я хочу знать все, Ангел смерти. Хорошее и плохое.

      Повисшее между ними молчание казалось бесконечным, только ветка резко и пронзительно скребла по стеклу на осеннем ветру.

      – Что бы ты подумала, обнаружив, что плохое перевешивает хорошее? – прошептал Ангел смерти.

      Сигна попыталась запечатлеть в памяти нежность его прикосновений на коже, наслаждаясь ими, пока могла.

      – Я бы решила, что все это сделало тебя тем мужчиной, который стоит передо мной сегодня. И он мне очень нравится.

      Ангел смерти обхватил ее за талию, пальцы зарылись в складки ее платья.

      – Как так получается, что ты всегда находишь правильные слова?

      Растворяясь в нем, она рассмеялась.

      – Кажется, я припоминаю, что несколько месяцев назад ты обвинял меня в обратном. Или ты уже забыл?

      – Я не смог бы забыть твой острый язычок, даже если бы захотел, Пташка. И я расскажу тебе все, что ты хочешь узнать. Но сначала давай кое-что наверстаем.

      Ангел смерти положил руки на бедра Сигны, а его тень пронеслась у нее за спиной, разбросав шашки по полу, когда он уложил ее на стол, на котором они с Элайджей играли несколько месяцев назад. У Сигны мелькнула забавная мысль о том, как сильно она тогда ненавидела Смерть. И вот пару месяцев спустя она обхватывает его ногами и страстно целует. Девушка ощущала вкус его губ и хотела, чтобы они ее поглотили. Сигна продолжала крепко прижиматься к нему, и когда они насытились друг другом на столе, то перешли в кресло, где он навис над ней, поставив колено между ее ног.

      Губы Ангела смерти ласкали ее шею, ключицы, нежную плоть чуть выше корсета.

      – Я думал о тебе каждый день. – Его голос был стремительным потоком, затягивающим в глубины течения, поглощая ее целиком. – Представлял это, и другие способы, которыми мог бы искупить перед тобой свое отсутствие.

      Не существовало слов, чтобы описать, какие чувства вызывали его прикосновения. Однажды, когда она состарится и ее человеческая жизнь подойдет к концу, холод позовет ее и больше не отпустит. Сигна не стремилась к этому, но и не боялась. Она научилась ценить холод, сковавший ее вены, упиваться его силой, потому что это было частью ее жизни. Частью той, кем ей суждено было стать. И тогда она притянула Ангела смерти ближе, положив его руки на шнуровку корсета.

      Но вместо того, чтобы отпустить его руки, Сигна замерла, осознав, что кушетка, на которой они лежали, та самая, с которой Блайт и Перси наблюдали за первыми уроками этикета Сигны. Ее взгляд метнулся к толстому персидскому ковру, о который она споткнулась, когда Перси учил ее танцевать. И Сигна