Сказки бурого болота. Часть 3. Сумеречное зрение. Светлана Ненашева

      Так, по воле случая, дом дяди навсегда стал домом и для него. Дядя помог выходить маленькую Герти, но Элайя заметил, что при взгляде на ребенка старик постоянно хмурится. Только намного позже молодой и менее опытный врач понял то, что с первого взгляда было ясно его дяде – мозг девочки явно пострадал от недостатка питания и кислорода в чреве мертвой матери.

             В  доме дяди  Элайя вскоре стал не только полезен, но и незаменим. Старик с удовольствием видел в нем свое и брата продолжение. Тягу к медицине они унаследовали от деда, друга знаменитого Мишеля Нострадамуса. У Элайи был тот же пытливый ум исследователя и фанатичная самоотверженность врача. Не чурался он и алхимии. Старик пока не рассказал ему о хранящемся в секретной комнате в подвале обширном архиве уникальных записей деда и провидца.

              После известия о смерти брата ему удалось тайными путями пробраться в особняк, где все это хранилось, и вывезти рукописи и кое-какие ценности семьи. Не мог он допустить, чтобы записи попали в руки невежд, таких, как жадный градоначальник и его приспешники. Пусть удовольствуются домом. Сам он не стал предъявлять права на родовое гнездо, оставив псам их кость.

              А в последнее время все больше раздумывал, можно ли доверить племяннику бесценный кладезь знаний, достоин ли он? Или пусть манускрипты и дневники ждут своего часа, как повелит Господь. То, что он до сего времени видел в племяннике,  радовало, но осилит ли его неискушенный современный ум совершенно бредовые, фантастические идеи и древние науки исчезнувших цивилизаций? Сам старик, начав изучать записи, понял, что не готов, и давно забыл дорогу в тайную библиотеку.

             Элайя успешно вел прием, готовил отличные лекарства и по славе почти превзошел дядю. Многие его  методы были новы и страшили старика, но Элайя в борьбе с хворями применял весь опыт, накопленный во время путешествий по Азии и Востоку. Кроме этой основной работы, он много времени проводил в лаборатории, мечтая изготовить лекарство для подрастающей дочери.

              Природа брала свое, и к пяти годам девочка приобрела черты любимой Дори. Но она почти не разговаривала и целыми днями могла сидеть в одной позе там, где усадят. Не знала, что надо умыться, посетить туалет, поесть. При этом ее взгляд вовсе не был пустым, а лицо не имело признаков скудоумия. И отец не терял надежды. Габриэль и Бригитта любили малышку и, хотя она и не была ласковой и не имела поведения, обычного для ребенка ее возраста, они охотно возились с ней, как с живой куклой. Самую большую и светлую комнату в доме обставили с дворцовой роскошью, наряжали девочку красиво и дорого, причесывали прекрасные локоны.

              Но она ничего этого не замечала, так и обитая в своем мире. Дядя, никогда не имевший собственных детей и не умевший с ними обращаться, тем не менее, много времени проводил в комнате Гертруды. Однажды Элайя застал такую картину: Жозеф сидел в кресле, держа толстую книгу, а девочка, пристроившаяся у него на коленях, тоненьким пальчиком тыкала в