Сказки бурого болота. Часть 3. Сумеречное зрение. Светлана Ненашева

проводил взглядом последнего клиента, потом, подумав, решил открыть второй. Окончательно убедившись, что приемная опустела, за нижний край поддел дверь, отворил и вышел на улицу. Немного посидел, принюхиваясь к спускающимся сумеркам, и, ссутулившись, побрел в конец улицы по своим собачьим делам.

             Доктор снова навестил подвал, подлил еще порцию крови в ящик и задремал перед камином. Он очень ценил эти минуты, потому что только так мог вернуться в то время, когда был счастлив. Каждый день он путешествовал в прошлое, где Доротея, молодая и красивая Дори, была жива и любила его без оговорок, без оглядки, без сожаления о прошлой беззаботной жизни. Нищего странствующего врача полюбила дочь всемогущего венецианского дожа.

              Как они скрывались целый год от  страшного родительского гнева в убогой, продуваемой всеми ветрами хижине высоко в горах, как потом бежали из страны, переодевшись в монахов. Как пробирались к отчему дому Элайи. Только во Франции, где они продвигались очень медленно из-за беременности Дори, вздохнули свободно. До дома оставалось всего ничего, когда наступил час расплаты за недолгое счастье.

              В одном трактире, где они остановились на ночь, появился израненный мужчина с маленьким мальчиком на руках. В лесу на их карету напали грабители. Из последних сил отец сумел донести ребенка до жилья и прежде, чем свалиться без чувств, умолял помочь оставшимся там, на дороге, жене и старшему сыну. Без лишних слов Элайя остановил кровь и обработал раны незнакомца, а потом, оставив его и его ребенка на попечение любимой и трактирщиц, ускакал в ночь с сыном хозяина.

              То ли от потрясения, то ли от неожиданной активности у Доротеи начались схватки. Она запаниковала, так как знала, что младенец лежит неправильно и муж этим очень обеспокоен. Схватки продолжались, все усиливаясь, почти без перерыва, а Элайи  еще не было. Пожилая мать и жена хозяина ничего не смогли поделать. И когда врач вошел в комнату, обе заплаканные женщины молились о только что отошедшей на небеса роженице и так и не увидевшем свет ребенке.

              Элайя упал на колени перед телом мертвой жены и затих. Боль была настолько невыносимой, что не хватало слез. На бледных остывающих щеках любимой все еще блестели бисеринки пота, но лицо уже приобрело умиротворенное и благоговейно спокойное выражение, подобающее встрече с Всевышним.

             Вдруг под рукой что-то толкнулось. Элайя вздрогнул и прижался ухом к твердому животу Дори. Еле слышно и часто-часто в нем все еще билось маленькое сердечко, которое уже не могло получить от матери никакой помощи. Не помня себя, бледный до синевы, взлохмаченный, в коричневой корке чужой запекшейся крови, страшный, как сам сатана, врач ринулся к столу с остатками обеда.

              Схватив нож, на глазах онемевших от ужаса  женщин он очень быстро и четко сделал длинный поперечный разрез на большом животе. С глухим стуком на пол рухнула без чувств молодая трактирщица, а ее шустрая свекровь, громыхая деревянными башмаками, ринулась на кухню за водой и полотенцами.