Время. Цзиди Мацзя

только мифологизированный персонаж лирического произведения, но соавтор поэта, проводник слова заклинательного, пророческого, исцеляющего. В стихотворении «Автопортрет» поэт подчёркивает родовое начало, питающее корни личности:

      весь я измена

      и верность

      жизнь я

      и смерть

      Мир! прими же ответ мой

      я – муж – ийского – рода

      Язык, «язычок» древнего варгана помогает человеку, «мыслящему тростнику» философа Блеза Паскаля, преодолеть разлад души с природой. Глагол человека и посредника – музыкального инструмента – становится единым, внимая нотам вечности и простирая гармонию.

      мир состоит из живых сущностей:

      если тебя одолеет тоска мировая

      горе земли ощутишь

      наверняка знай – то я еще мыслю

«Исповедь варгана»

      наследовать бимо!

      туда воротиться к высокому духу

      где плакать способны от нежности только

«Наследовать бимо»

      Цзиди Мацзя, представитель китайского народа и, объединяет в своем творчестве прошлое и будущее своего этноса, являясь его вестником. Буква «и», символизируя в русском языке объединение понятий и пространств, в то же время – ослепительное зияние между миром ушедших и ещё не рождённых, шаткий мостик перехода над пропастью без звуков. «И» – некое свидетельствование об истине: «он точно жил и правда умер».

      Российскому читателю практически неизвестна современная китайская поэзия, которая, как и китайская культура, издавна притягивает русского человека. Известно, что А. С. Пушкин живо интересовался Китаем и знакомился с исследованиями о Поднебесной. Поэтом в России, чувствовавшим душу Азии – вопреки культурной среде Серебряного века, ориентированной на «европейскую» традицию – был Велимир Хлебников. Думается, отечественному ценителю поэзии было бы интересно отметить своеобразную перекличку стихов русской классики с поэзией китайского автора.

      Сборник Цзиди Мацзя выходит на трёх языках – китайском, русском и английском – что не случайно. Творчество поэта объединяет культурные пространства, не замыкаясь на национальном колорите, напротив – «песней ийца» объединившись во всемирном диалоге с литературой, религиями и знаниями иных времён и народов.

      предки до нас сотворили нам тысячи солнц

      глядя на золото крыльев стрекоз невесомых

      что поднялись над прародиной каждой из рас

      Солнце, дарующее жизнь и испепеляющее души – это античный амбивалентный образ, оно же ладья, провожающая в царство мёртвых и встречающая новорождённых, его двойник – пламя в глубине скал.

      неважно богач или бедный – любого

      готов ты во имя нетленной души

      облечь в одеяния вечности

«Разговор ийца с огнём»

      Поэт описывает трагическое и столь знакомое нам в России – ещё по лирике Сергея Есенина – разобщение города и деревни, Природы и цивилизации, призывая «вернуться дорогою предков» к истокам.

      твой конь

      устало топчется

      в тени цивилизации

      которая вот-вот

      совсем его проглотит

«Цыган»

      Технократическая современность приносит одиночество и разобщение, захватывает горизонтальные просторы, однако ничего не может поделать с вертикалью – скалами, хранительницами духа. Мелодия зовёт в горы – только они одни служат духу в своей строгости.

      то дух свободы

      хранитель народа

      ийцы в объятьях его

      грезят о звёздной пыли

      забывают о лязге железном

«Силуэт в скалах»

      не будь гор Ляншаня не будь моего народа

      меня как поэта и не было бы никогда

«Моё желание»

      Кто знает, возможно, по сходной причине русских поэтов всегда так тянуло на роковой для них Кавказ?

      Чувствовать всю природу, и живую и условно мёртвую, как единый организм – значит в полной мере сострадать ей. «Человека можно уничтожить, но его нельзя победить», – этот эпиграф из повести «Старик и море» Э. Хемингуэя взят поэтом для стихотворения «Бойцовый бык».

      стоит он вон там

      всё стоит и стоит на закате

      приоткрывает оставшийся глаз иногда

      видит землю-арену былого

      и горестным рёвом ревёт

      оттого его тело

      и шкура иссохли

      стали огненным шаром

      и бешено там пламенеют

      Необходимость ощущать боль мёртвых, живых и не рождённых в едином нерве стиха – вот о чем проговаривается поэт в «Оде боли»:

      боль, наконец тебя нашёл

      отныне я не замечаю

      цветы