Леди Макбет Мценского уезда (сборник). Николай Лесков

знаю уж я эти петербургские обстоятельства, и мне толковать про них нечего.

      «И вправду, – думаю, – тебя, матушка, не разуверишь».

      – А ты ей помогай – плати, мол, за квартиру-то, – говорила Домна Платоновна, пригинаясь ко мне и ударяя меня слегка по плечу.

      – Да как же, – говорю, – не платить?

      – А так – знаешь, ваш брат, как осетит нашу сестру, так и норовит сейчас все на ее счет…

      – Полноте, что это вы! – останавливаю Домну Платоновну.

      – Да, дружок, наша-то сестра, особенно русская, в любви-то куда ведь она глупа: «на, мой сокол, тебе», готова и мясо с костей срезать да отдать; а ваш брат шаматон этим и пользуется.

      – Да полноте вы, Домна Платоновна, какой я ей любовник.

      – Нет, а ты ее жалей. Ведь если так-то посудить, ведь жалка, ей-богу же, друг мой, жалка наша сестра! Нашу сестру уж как бы надо было бить да драть, чтоб она от вас, поганцев, подальше береглась. И что это такое, скажи ты, за мудрено сотворено, что мир весь этими соглядатаями, мужчинами преисполнен!.. На что они? А опять посмотришь, и без них все будто как скучно; как будто под иную пору словно тебе и недостает чего. Черта в стуле, вот чего недостает! – рассердилась Домна Платоновна, плюнула и продолжала: – Я вон так-то раз прихожу к полковнице Домуховской… не знавал ты ее?

      – Нет, – говорю, – не знавал.

      – Красавица.

      – Не знаю.

      – Из полячек.

      – Так что ж, – говорю, – разве я всех полячек по Петербургу знаю?

      – Да она не из самых настоящих полячек, а крещеная, – нашей веры!

      – Ну, вот и знай ее, какая такая есть госпожа Домуховская не из самых полячек, а нашей веры. Не знаю, – говорю, – Домна Платоновна; решительно не знаю.

      – Муж у нее доктор.

      – А она полковница?

      – А тебе это в диковину, что ль?

      – Ну-с, ничего, – говорю, – что же дальше?

      – Так она с мужем-то с своим, понимаешь, попштыкалась.

      – Как это попштыкалась?

      – Ну, будто не знаешь, как, значит, в чем-нибудь не уговорились, да сейчас пшик-пшик, да и в разные стороны. Так и сделала эта Леканидка.

      «Очень, – говорит, – Домна Платоновна, он у меня нравен».

      Я слушаю да головой качаю.

      «Капризов, – говорит, – я его сносить не могу; нервы мои, – говорит, – не выносят».

      Я опять головой качаю. «Что это, – думаю, – у них нервы за стервы, и отчего у нас этих нервов нет?»

      Прошло этак с месяц, смотрю, смотрю – моя барыня квартиру сняла: «жильцов, – говорит, – буду пущать».

      «Ну что ж, – думаю, – надоело играть косточкой, покатай желвачок; не умела жить за мужней головой, так поживи за своей: пригонит нужа и к поганой луже, да еще будешь пить да похваливать».

      Прихожу к ней опять через месяц, гляжу – жилец у нее есть, такой из себя мужчина видный, ну только худой и этак немножко осповат.

      «Ах, – говорит, – Домна Платоновна, какого мне Бог жильца послал – деликатный, образованный и добрый такой, всеми моими делами занимается».

      «Ну, деликатиться-то, мол, они нынче все уж, матушка, выучились, а когда во все твои дела уж он взошел,