Союз нерушимый: Живь. София Вереземская

в ее голове. Прописанной была лишь финальная сцена, жирная точка в замысле драматурга – убийство. А вот завязка и кульминация вышли смазанными и неубедительными, несмотря на грамотно выстроенную защиту Голицыной-Мартыновой. Адвокат настаивала на непредумышленном. Причинении смерти, конечно, как бы смешно это ни звучало.

      Обвинение и защита в этот раз играли не на равных: у Боброва это был уголовный дебют, а Вера легко крутила фактами прямо перед его носом. Приходилось разбираться во всем самой, вплоть до каждой авторской ремарки. Заседание поставили на утро.

      Сон садился на плечи, свешивал ноги и заставлял ниже склоняться над столом. Ольга опрокинула в себя стакан воды, магия внутри едва заметно отживела и потекла от горла к рукам, согревая замерзшие от полудремы пальцы.

      Набрасывая поверх рабочего костюма чернобурковую шубу, Ольга думала о том, что действует вне законодательства и самовольно вмешивается в ход процесса. В этой постановке у нее должно было быть минимум реплик. Сказать честно, она была не против просто не мешать Вере делать свою работу. Таких подсудимых у нее было тринадцать на дюжину, но второму дню суда никто не возразил – в Медной горе дотошность судьи Бржезинской была делом привычным.

      Привычным делом был и поиск правды. Она не могла позволить себе вынести неверный приговор. За эту ошибку приходилось платить: если не живым, то так мертвым. Иметь дело с последними было запрещено, вот только перед живыми они имели одно безусловное преимущество – мертвые никогда не врали.

      От ночных портаций в Хаптай-Агдун предостерегали, особенно когда до жути хотелось спать – не вовремя прикрыв глаза, можно было так и остаться в вакууме пространства, а не попасть на другой конец страны. Вот только совет, пусть и директрисы – не закон, и Ольга легко могла себе позволить его нарушить.

      На счастье, она не промахнулась и оказалась в какой-то деревне. В последнее время пошла мода называть это поселками городского типа, но стоящая перед ней халупа выглядела уж больно удручающе. Калитка висела на одной хлипкой петле, трухлявый забор держался из последних сил, а двор застыл в вечной стройке – в России, как известно, заканчивать ремонты было не принято.

      Она выпустила перед собой шар света. Внутрь вошла, когда он облетел все комнаты. Было пусто, но не страшно. Только зябко. Ольга засунула руки в карманы: хоть регистраторы магии и сняли, когда стало понятно, что Федотову в любом случае грозит тюрьма, она бы не рискнула здесь серьезно колдовать. Магии в округе не было на много километров, даже жилище подсудимого отдавало ее духом едва-едва.

      Внутри находиться было приятнее. Смертью в доме совсем не пахло, зато воняло раскатанной в три слоя эмалью с суриком. В материалах дела было сказано, будто Федотов так перепугался, что не только протащил девушку по свежевыкрашенному, допер до леса и закопал ее там, но и успел посокрушаться по поводу испорченного пола и быстро все исправить. Ольга внимательно вгляделась себе под ноги: крови тут никогда и не было.

      Она с недоверием осмотрела заявленное место преступления. По показаниям