Приди в мои сны. Татьяна Корсакова

так, вот теперь красота… А ты, женщина, хорошо стреляешь. Не хотел бы я быть твоим врагом.

      Хорошо стрелял ее покойный муж. Охотником он был страстным и Евдокию научил. Они тогда оба были молодые, отчаянные, и Степочка еще не родился у них. По лесу они могла бродить днями, хорошо им было вдвоем. И Евдокия училась всему, что показывал ей муж, и однажды своими собственными руками завалила злобного секача. Но то секач, а это Федя…

      – Он выживет? – Она всмотрелась в его безмятежное лицо. – Кайсы, я ведь его не убила?

      – Другой бы не выжил, но этот особенный. Серебро в его крови свое дело делает. Видишь, рана уже запеклась. Выдюжит, не бойся. Дай-ка мне лучше оберег.

      Евдокия отдала браслет и только сейчас заметила, какими страшными, почерневшими от огня были у Федора руки.

      – Ремни пережигал. – Кайсы перехватил ее взгляд. – Я его ремнями связал для надежности, а он видишь, что сделал… Как его, бедолагу, перекорежило, если на такое решился?

      Он говорил, а сам бережно и быстро смазывал Федоровы ожоги бурой, дурно пахнущей мазью.

      – Только бы жилы не пожег. Без жил ему руки, считай, и не пригодятся, останется калекой на всю жизнь.

      – Не пожег, – сказала Евдокия твердо и сама поверила своим словам. – Он крепкий мальчик, он справится.

      – С болью телесной справиться могут многие. – Обрывком шали Кайсы примотал браслет прямо к обожженному запястью Федора. А как он жить станет, когда узнает правду? Может, ему все сразу рассказать? – Он закончил перевязку и пристально посмотрел на Евдокию.

      – Я помню его другим. Он светлый был, веселый, все пытался мне угодить, тетушкой называл. – Евдокия смотрела на Федора, не отрываясь. – Злил он меня поначалу очень сильно, а потом как-то незаметно стал родным. Может быть, из-за Айви. Не знаю. А теперь ты мне скажи, это все тот же мальчик? Ничего в нем не надломилось? Не захочет он отомстить?

      – Я не знал его мальчиком. – Кайсы управился с браслетом, выпрямился. – Но я знаю, что у него благородное сердце, что Айви он любит искренне. Увидел бы другое, не взялся бы ему помогать даже ради старика. Но его перековала жизнь, переплавила. Он убьет, не задумываясь, того, кого посчитает врагом. И так же, не задумываясь, умрет сам. Пока он держится за жизнь ради Айви, его любовь держит.

      – Вот ты и ответил на собственный вопрос. Он перестал дорожить жизнью. Думаешь, это хорошо? Когда утихло все, успокоилось, нужно ли ворошить былое, его раны тревожить?

      – Ему нужно сказать. – Кайсы хмурился, ему не нравилось решение, к которому его подталкивала Евдокия.

      – Зачем? Представь себя на его месте.

      – Я был на его месте.

      – И что? – Она посмотрела в его шальные, с красной искоркой глаза. – Это что-то изменило?

      Кайсы долго молчал, по его все еще красивому лицу скользили тени.

      – Он лучше меня, – проговорил он наконец.

      – Нет, – Евдокия покачала головой. – Он такой же, как ты. Дай время, Кайсы. Просто дай нам немного времени, а там решим. Пусть он сначала очнется, в себя придет.