Алмазный венец Марины Мнишек. Людмила Львовна Горелик

исполнял его посланец (боявшийся даже прикоснуться к руке царской невесты) была для поляков свадьбой. Коронация Марины в Москве должна была только подтвердить уже свершившееся. Московиты же видели в Краковской церемонии лишь обручение, предварительный сговор: чтобы стать настоящей царицей, дочь сандомирского воеводы по прибытии в Москву должна принять православную веру, обвенчаться с царем и пройти коронацию.

      Дмитрий сделал все, чтобы принять невесту как можно лучше, однако до свадьбы ей было предписано жить у матери жениха, инокини Марфы Нагой – в монастыре. Мать убиенного царевича давно уже признала самозванца за сына, его невесту она окружила почти искренней любовью.

      Надо сказать, ласка новоявленной свекрови мало смягчила общее впечатление: сама обстановка русского монастыря показалась Марине и ее фрейлинам неприглядной и даже страшной. Какая уж тут роскошь – и простого уюта не видела Марина в помещении, где провела первую неделю в Москве. Царственный ее муж, понимая, насколько тяжела для нее атмосфера монастыря, передал щедрые подарки, велел украсить кельи. Чтобы не мучить «царицу Марью Юрьевну» и ее придворных дам постной монастырской кухней, прислал им красивую посуду, а также польских поваров, которым вручил ключи от всех погребов и кладовых с припасами. Однако потемневшие от времени бревенчатые стены, обитые кое-где черным сукном, тусклый свет сквозь маленькие оконца изменить было нельзя. Марина пребывала в шоке: какая убогая обстановка, какое неудобство в православном монастыре! Отсталый народ, ненастоящая вера… Почему они упорствуют в ней? Ведь так очевидно, что она хуже истинной, римско-католической… Конечно, как и обещала воспитавшим ее монахам, она приложит все силы, чтобы помочь этому потерявшемуся народу перейти в католичество.

      Уже будучи в Москве, она получила письмо от папы Павла V. Перечитала его два раза, сидя на непривычно-жесткой монастырской лавке возле дающего слабый свет крохотного окна и даже всплакнула – слеза упала на исписанную красивым почерком бумагу. Письмо было очень теплое, с напутствиями, пожеланиями. Папа напоминал об их предотъездном разговоре – о ее обещании оставаться хорошей католичкой и продвигать истинную веру в стране, которой она теперь владеет. Писал Павел V возвышенно и туманно, и только одно предложение отличалось твердой конкретностью – ради этого предложения и было написано письмо. Оно содержало ответ на важный вопрос о ходе церемонии вступления Марины в брак с царем Московии. В личном письме, направленном Папе ранее, Марина спрашивала главу Римско-католической церкви, можно ли ей перед бракосочетанием исповедоваться православному священнику и принять из его рук причастие – Московская епархия настаивает на этом. Вопрос разозлил Папу, ответ был отрицательным. «Долг твой, дочь моя, состоит не в уступках московскому разврату, не в потакании чужой ереси, а, напротив, в твердом руководстве заблудшими сими и в приведении твоих подданных к истинной вере».

      Марина