Миазмы. Трактат о сопротивлении материалов. Флавиус Арделян

его объятиях и закрыла глаза.

      – Ты что-то узнала? – спросил Сарбан.

      – М-м?

      – Про Ничто.

      – Нет, еще нет. Местные ко мне особо не приходят. Мадама отправляет их к другим, более старым и потасканным. Бабища знает, что меня надо беречь для чужаков, потому что я прославляю ее заведение по всей Ступне. Знаешь, что она делает?

      Сарбан не ответил, но для Марисы это не имело значения, поэтому она продолжила.

      – Каждый месяц собирает нас всех вместе на заднем дворе и по очереди засовывает палец – смекаешь, куда? И такая: сжимай! И мы сжимаем, одна за другой. А потом она сортирует нас по силе сжатия. У меня по-прежнему самая сильная, и я иногда получаю лишние деньги, которые могу потратить или отложить.

      – И что ты собираешься делать с деньгами?

      – Может, проверю свою карту, – сказала девушка.

      – Сама?

      – Сама, потому что я же все и всегда делаю сама.

      Сарбан вздохнул и уж было начал говорить, что она вовсе не одинока, но умолк. Вместо этого спросил ее о другом:

      – Как попасть к мальчикам?

      Мариса приподнялась на локте и пристально посмотрела на него.

      – Зачем тебе?

      – Я не думаю, что Ничто привлечет сила твоего сжатия, – сказал Сарбан, – или чья-то другая сила. Сдается мне, ему нравятся мальчики.

      Мариса поняла, и ее юное лицо омрачилось; лишь однажды Сарбан рассказал печальную историю Бога, но одного раза хватило. Мариса кивнула и пожала плечами.

      – Да, наверное, ты прав.

      – Так как же к ним попасть?

      – Это непросто, – сказала Мариса. – Это совсем непросто. Я там никогда не была. Но вообрази, Сарбан, что случится, если тебя там узнают. То, что ты сюда приходишь… это еще можно понять. Но туда?..

      Сарбан знал, что Мариса права: конечно, он никак не мог попасть туда, за высокие стены Мадамы, в те потайные коридоры, где педерасты оставляли самые тяжелые кошели, где юнцы дышали иным воздухом, обоняли иные ароматы. Мысль о запретных комнатах заставила его содрогнуться, и еще сильнее потрясло то, что с этим местом ничего нельзя было сделать. Где бы ни пребывали эти заведения, на то имелось дозволение Городского совета, иначе и быть не могло. В те времена, когда Совет старейшин был могущественнее, о таком бы и помыслить не смели.

      – Но я могу пробраться туда вместо тебя, Сарбан, я могу пойти и разузнать все, что тебе нужно.

      Мариса взяла его лицо в ладони и поцеловала в кончик носа.

      – Как же ты сама не попала туда с остальными детьми, когда тебя привезли в город?

      – Не знаю, – пожала плечами Мариса. – Наверное, я была тогда некрасивой девочкой. А теперь женщина хоть куда!

      Она забралась на него и поцеловала в лоб; губы прильнули к его коже, трепеща от мыслей, которые к ним рвались, желая принять форму.

      – Я не могу остаться. Нужно подготовить проповедь.

      – Уже прошла неделя? – спросила Мариса. – Как быстро летит время, когда ты среди чужаков.

      Сарбан вернулся домой еще до того, как забрезжил рассвет. Никто не видел, как он вошел, и лишь хороший