Миазмы. Трактат о сопротивлении материалов. Флавиус Арделян

не дают ей взорваться. Несколько капель белладонны в глаза – и взгляд запылал. Мариса преобразилась, и Сарбан тоже менялся внутри, что пугало его самого.

      – Как я выгляжу? – прекрасная Мариса повернулась к нему, и впервые за вечер в ней не было ничего от Вары.

      Сарбан обрел дар речи и сказал, что хорошо, просто отлично.

      И тут в комнату вихрем ворвалась другая девушка, блондинка, куда полнее, ее великолепный обнаженный бюст колыхался над корсажем, а соски светились, как фонарики в полночь.

      – А-а, – растерялась беляночка, – я не знала, что у тебя кто-то есть… Он пришел! Сидит внизу и пьет.

      Только это она и сказала, а потом протянула Марисе глиняный горшок с красной жидкостью, в которой уныло плавала маленькая губка. Блондинка вышла, а Мариса, чьи очи от белладонны казались неимоверно глубокими, повернулась к Сарбану и проговорила, глядя куда-то мимо:

      – Сейчас тебе придется уйти, потому что вот-вот появится мой клиент. Но пообещай, что вернешься! Приходи завтра опять! Обещай!

      Сарбан пообещал, что обязательно придет.

      – Завтра? – спросила Мариса.

      – Завтра, – подтвердил священник.

      – А теперь ступай.

      И Сарбан вышел как раз в тот момент, когда Мариса окунула губку в куриную кровь. Обернувшись с подоконника, Сарбан увидел, как ослепленная белладонной девушка засовывает окровавленную штуковину между нижними губами.

      Священник осторожно забрался на крышу, но не ушел. Он посмотрел вдаль, через стену, которая сохраняла целостность Альрауны, на дальние уголки Ступни Тапала. Внизу открылась и закрылась дверь, раздались тяжелые шаги; чье-то массивное тело растянулось на скрипучей кровати, и Мариса, предположительно, его оседлала. Девушка начала стонать, и сквозь вопли притворного удовольствия слышалось мерзкое дыхание крупного зверя. Длилось все это недолго; в конце концов стало тихо, а затем раздался мужской голос – он был тоньше, чем ожидал Сарбан.

      – Встань, я хочу тебя увидеть!

      Закрыв глаза, Сарбан представил себе, как Мариса стоит над распростершимся зверем, демонстрируя окровавленное лоно.

      – Да-а, – проговорил мужчина, и кровать снова заскрипела.

      Сарбан ушел. Позже тем же утром Сарбан представил себе Вару: грудь обнажена, красные соски подобны маякам, призывающим мореходов и заливающим все вокруг молочным светом, по пурпурным венам течет, пульсируя, чужая кровь. Он заснул, а потом проснулся и с удивлением понял, что Мариса рядом – дремлет в его мыслях. Приходи завтра, попросила она, а Сарбан пообещал. И сдержал слово.

      Однако теперь, когда слова Арабаниса все еще звучали в ушах, Сарбан не мог заснуть. Этой ночью первым девицам предстояло погрузиться в вечный сон, но священник об этом ничего не знал, как и о крысолюдах, что собирались в погребах и окутанных тьмой переулках, как и о шепотах из-под подушек, что стали громче; он не мог знать, что Великая Лярва ворочается во сне где-то по другую сторону Мира.

      Неустанно