Миазмы. Трактат о сопротивлении материалов. Флавиус Арделян

Арабанис, похоже, не обратил внимания на его слова, ибо материальные вещи, о которых как будто тревожился в этот момент священник, уже много лет были чужды старцу, который цеплялся за жизнь лишь своим посохом, хорошенько воткнув его в землю, ведь был он тем, кого истрепали ветра со всех сторон света, толкая к порогам Мира и не'Мира; но Арабанис держался.

      – Я пришел сюда сегодня, чтобы тебя предупредить.

      Они впервые посмотрели друг другу в глаза.

      – В Совете старейшин неспокойно, Сарбан. Вот уже несколько недель люди плохо спят, видят во сне всякие ужасы, а некоторые даже слышат голоса. И они боятся, Сарбан. Когда спросишь, чего именно, никто не ответит, но они боятся.

      Тишина. Холод был третьим в комнате и глядел на них со всех сторон.

      – Ты не боишься? – спросил Арабанис, но Сарбан не ответил. – К тебе приходили мэтрэгунцы, чтобы об этом поговорить?

      – Приходили, – признался Сарбан.

      Так оно и было – все чаще жители Прими жаловались ему на странные сновидения, сетовали на причудливые состояния, недостойные пекарей, плотников, торговцев и так далее, просили никому не говорить, и Сарбан обещал, что не расскажет (да и кому он мог сказать?).

      – И они тебе говорят, что боятся Игнаца?

      – Такого не говорят, – сказал Сарбан.

      – Им неловко, – выговорил старец.

      – А с чего бы им бояться Игнаца, досточтимый Арабанис? Игнац – добрый человек, бедолага, которого нашли при смерти у подножия города и которого, так уж вышло, город спас, позволил набраться сил и начать новую жизнь. Игнац этого не говорит, потому что не может, но я знаю, что, если бы мог, он бы выразил мэтрэгунцам свою благодарность, поблагодарил бы их искренне. Игнац – хороший, он помогает в церкви, с детьми…

      – Не разрешай, – перебил старец. – Я же тебе сказал, люди боятся. Они больше не доверят ему своих детей.

      – Но… – начал Сарбан.

      – Прозвучали голоса, важные голоса, которые заявили, что причина беспокойства мэтрэгунцев – Игнац.

      – Какие еще голоса? Разве бывают голоса важнее великого Арабаниса? Уж не хотите ли вы сказать, что…

      Но Арабанис вновь его как будто не услышал и продолжил: дескать, мэтрэгунцы видели, как обгорелый ходит по платформам, появляется в их комнатах, роется во дворах и погребах Прими, а к некоторым он во сне обращался на языках, которых в Альрауне никто не знал.

      – Ложь! – воскликнул Сарбан и вскочил из-за стола.

      Холод испугался и отступил в угол.

      – Садись, – попросил Арабанис. – Что ты собрался предпринять?

      – Еще не знаю.

      – Решай быстрее, Сарбан. Времени нет – у тебя же было полгода, чтобы подыскать Игнацу место в Прими, а то и где-то еще в Альрауне, верно? Совет старейшин тебя понял, мы же все знаем, как сильно нам нужен новый святой, но и ты пойми, что хотя Забвение – семя всей нашей истории на Ступне Тапала, зернышко, которое мы сажаем время от времени, чтобы продвинуться дальше, растет история тяжело