По ту сторону огня. Ева Вишнева

как щелкаю пальцами, приманивая ветер, заставляю его унестись в далекий Алерт, простучать по трубам: «У Энрике есть дар! У Энрике есть дар!», спутать волосы Лилии, растрепать мамины юбки и закружить Вэйну в веселом танце. Еще попрошу его швырнуть горсть каминного пепла на семейный портрет, перед которым я провела немало долгих часов, выискивая сходства между собой и родителями, но находя лишь отличия.

      Гадкий утенок, угодивший в стаю лебедей: низкая, нескладная девчонка с серыми глазами и волосами мышиного цвета, хоть и густыми. Слева на портрете стояла Лилия, и плетеный поясок ее платья подчеркивал тонкую талию, а светлые локоны разметались по плечам. Справа лучезарно улыбался брат. Тем летом он окончил училище – первый в потоке, с блестящими результатами и рекомендациями. Привез в подарок позолоченную раковину; мы с Лилией по очереди прикладывали ее к уху, слушали шум волн. Загорелая кожа Рейнара пахла морем. Таким он и вышел на портрете: поцелованный солнцем, синеглазый. И совершенно на меня не похожий.

      Картина висела в гостиной. Я ее ненавидела.

      Глава 9

      Аврора

      Очередная неделя выдалась непростой, суматошной: ученики и преподаватели готовились к промежуточному срезу знаний. В перерывах ребята занимали все лавки и подоконники, даже на пол садились, лихорадочно повторяли материал, проверяли друг друга по билетам. Одни хвастались, что все знают и умеют, другие плакали, запершись в туалетных кабинках.

      Фернвальд прогуливался по коридорам, высоко подняв голову, словно нес на ней корону, и лучезарно улыбался. Порой он подсаживался к одной из групп и помогал, разбирая ошибки и задавая наводящие вопросы. Заплаканных детей забирал к себе в кабинет, отпаивал чаем, подбадривал. «Ребята из небогатых семей слишком эмоциональны, – объяснил он мне в одном из перерывов. – За их учебу платят король и меценаты. Если такой ребенок завалит экзамены, ему придется уехать домой».

      Преподаватели тоже нервничали, боясь не успеть: заполняли документы, готовили экзаменационные листы, проверяли кабинеты и лаборатории.

      Посовещавшись с Фернвальдом, Алан отдал меня академии на растерзание, отправил участвовать во всем и сразу. Меня гоняли с поручениями, заставляли оформлять бланки, ставить печати, раскладывать листы, перья и карандаши по столам, вынимать шпаргалки из внутренних полок. От перехваченного на бегу бутерброда и дядиных настоек скручивало живот. Под вечер у меня не оставалось сил, чтобы вернуться в поместье.

      Поэтому свой третий месяц в столице я встретила в одной из комнат общежития академии. Едва успела привести себя в порядок, как в дверь постучали. Алан. Опустив приветствия, он сразу перешел к делу.

      – Мне попался сложный артефакт. Помоги, а? Не хочу отвлекаться на записи.

      Я кивнула, накинула плащ на плечи, вышла в пустой коридор.

      – Как срез?

      – Начался уже.

      Срез продлится целый день, охватит все группы, предметы, профили и направления. Затем ребята и преподаватели наконец выдохнут, и жизнь вернется в спокойное