По ту сторону огня. Ева Вишнева

подругу.

      Боль искажает ее лицо, обида кривит губы:

      – За что?

      – Ты столкнула меня в колодец.

      – Это вышло случайно! Мы играли в прятки.

      – Нет, ты это специально сделала. Я знаю.

      …Ингрид поднимается с земли. Ингрид смотрит, не моргая, и соглашается:

      – Да. Специально. Все потому, что у тебя густые и блестящие волосы, а у меня нет. Потому, что губы твои спелые, а мои тонкие и кривые. И кожа у тебя беленькая как молочко, и стан тонок, а меня мальчишки так и продолжают дразнить толстой жабой.

      – Не моя вина, что ты такой уродилась, – смеется Лада, с уголка губ стекает красный сок.

      Ингрид подходит к кусту и срывает первую ягоду.

      Люди смотрят на то, как вода уходит из долины. Обнажаются подгнившие скелеты домов. Еще немного, и можно будет вернуться.

      Лада и Ингрид лежат на земле с распахнутыми глазами. В глазах отражаются облака, губы измазаны красным. Люди боятся смотреть на них, люди винят в их смерти чудовище: верно, девочки наелись ядовитых ягод, потому что увидели его глаза. Оно их заставило.

      «Это все чудовище. Хорошо, что вода ушла. Вон виден мой дом».

      Призраки смеются, призраки хохочут. Они знают, что никакого чудовища нет.

      Они смотрят на девочек, застывших у порога. Ласково говорят Ингрид:

      – Можешь остаться, будешь нашей королевой. Ты теперь наша, наша, наша!

      Кричат Ладе:

      – Убирайся! Уходи, уходи, уходи! Ты не наша! У тебя холодная кровь, но душонка все еще горячая!

      Призраки беснуются, призраки рвут черные локоны Лады. Ранят белую кожу. И она убегает, не разбирая дороги, спотыкаясь и падая. В деревню, навстречу людям. А они смотрят на нее и спрашивают:

      – О боги, Ладонька, что с тобой? Что стряслось?

      И никто уже не помнит, как она лежала, раскинув руки и глядя в небо.

      Не помнят люди, как разжимали окоченевшие пальцы, переплетенные с пальцами Ингрид, как клали на грудь ветку самых спелых и самых красных ягод, как опускали гроб в землю.

      – Я хорошо сыграла? – спросила девочка.

      «Замечательно, – подумала я, пропуская мимо ушей ответ Алана. – Вот только это совсем недетская история». Хотя и мне ее рассказывали в весьма юном возрасте. Тогда нянюшка Илая сидела на краю постели, обтирала меня смоченным в прохладной воде полотенцем. Успокаивала, отвлекала сказками. Какое большое горе: семья на остаток лета уехала в нашу старую резиденцию, а мне пришлось остаться из-за болезни. Я отчаянно скучала по пологим берегам полноводной реки, по жеребятам и кроликам, которых разводила присматривающая за резиденцией семья. Дни проходили тоскливо без наших с Лилией игр, без сада с цветущими розами.

      Илая пыталась успокоить, рассказывала все истории, которые знала: от самых светлых сказок до жутких легенд. Приговаривала: «Ничего, милая, в будущем году туда отправимся». Я ей верила, не зная, что в резиденцию больше никогда не попаду. Не зная также, что до следующего лета Илая