По ту сторону огня. Ева Вишнева

– кто сказал, что там невозможно выжить? Никто ведь точно не знает.

      Алан молчал довольно долго. Не выдержав, я спросила с горечью:

      – Думаешь, я теряю время, гоняясь за призраком?

      Лилия однажды сказала это, я смертельно на нее обиделась. «Это же и твой брат, если ты еще не забыла!» Но правда заключалась в том, что с Лилией Рейнар общался гораздо реже, у них почти не было общих интересов.

      – Думаю, это достойная цель, – ответ Алана меня удивил; впрочем, я решила, что он просто не хотел ссориться, поэтому не стал продолжать разговор.

      Но вскоре Алан снова удивил меня: через несколько дней после разговора подарил книгу моряка, обогнувшего весь мир два века назад. «Я отыскал ее на блошином рынке. Не знаю, найдешь ли ты там что-нибудь полезное». Страницы пожелтели от времени, но разобрать шрифт труда не составило: достоверные описания перемежались с совершенно фантастическими историями, якобы приключившимися с автором и членами его команды. Больше всего меня поразил рассказ про корабль, проглоченный огромной рыбой. Несколько дней экипаж провел в душной темноте, затем им удалось прорезать брюхо рыбы и выбраться наружу. И хотя ничего полезного из книги я не узнала, истории доставили мне немало приятных минут, а поддержка Алана согрела душу.

      К середине третьего месяца я почувствовала усталость. Казалось, дни удлинились, отрастили хвосты. Каждое утро я отправлялась в академию вместе с дядей и Аланом. Работы стало гораздо больше, и вся рутинная: подписать почтовые конверты и наклеить марки, распределить бумаги, занести в каталог характеристики новых артефактов. Часто приходилось бегать по этажам, разыскивая то одного, то другого преподавателя, выезжать в торговые ряды, заказывать бумагу, перья, карандаши и книги.

      Иногда я оставалась ночевать в академии: хотелось побыть одной, вдали от лоска дядиного поместья. В опустевших корпусах стояла прохлада, окна поскрипывали от сквозняка, и это напоминало о доме.

      Раз в несколько недель я получала письма. Родители писали коротко и по делу, Лилия ограничивалась открыткой. А конверты от Вэйны были пухлыми, полными рисунков. Я показывала их дяде и Алану; последний молча кивал, а Фернвальд приходил в восторг. Выпросил на память рисунок с неработающим фонтаном, усыпанным осенними листьями.

      – Эни, вы когда-нибудь видели, как работает этот фонтан?

      – Нет, кажется, он сломался еще до моего рождения.

      – Очень жаль. Мощная струя бьет высоко вверх. Словно целая башня из воды вырастает. Помню, мы с Освальдом, вашим отцом, как-то до хрипоты спорили, достает ли она до верхушек деревьев.

      – Когда вы приезжали в Алерт в последний раз?

      – Извините, милая, дату не вспомню. Ах да, выпейте, пожалуйста, настойку. Вы ведь не забыли?

      Я не забывала. Пила настойки три раза в день. Горечь растекалась по языку, начинал болеть живот, но к этой монотонной боли мне удалось привыкнуть.

      Некоторые дядины настойки мне даже нравились. Пряные и сладкие, они пахли чем-то далеким, нездешним.