Бренная любовь. Элизабет Хэнд

улыбался, что ему самому иногда становилось неловко: он казался себе притворщиком, играющим роль жизнерадостного и уверенного в себе мужчины, который знает подход к женщинам.

      А ведь я действительно знаю подход, подумал Дэниел, допивая очередной бокал шампанского. Или… что ж, по крайней мере, раньше знал и сейчас не отказался бы тряхнуть стариной с Ларкин.

      Он поймал себя на том, что жадно ее разглядывает. Вообще-то брюнетки не в его вкусе, да и столь яркие, колоритные женщины тоже. Прикид в духе молодой Аниты Палленберг, старая бархатная туника и ковбойские сапоги; пышные волосы-змеи, странные зеленые глаза, черты лица – крупные, почти мужские; да еще этот загадочный желудь!

      Он не мог от нее оторваться. Когда Сира наконец встала и начала убирать со стола, Дэниел обрадовался: сейчас Ник уйдет ей помогать.

      Ник не ушел. Вместо этого он пододвинул стул к Ларкин и сказал, одарив ее настолько фальшивой улыбкой, что Дэниел нахмурился:

      – Ладно, подруга, почему бы тебе не помочь Сире на кухне? А мы, парни, пропустим по стаканчику бренди, подымим…

      Дэниел нахмурился пуще прежнего. Не успел он возразить, как из кухни донесся голос Сиры:

      – Ник! Оставь их и подойди сюда, пожалуйста!

      Ник тихо выругался, и Дэниел с удивлением заметил странную озабоченность, даже тревогу в его взгляде. Это показалось Дэниелу очень подозрительным.

      – Да, Ник, – улыбнулся он. – Помоги Сире. Где твои манеры?

      Тот хотел что-то сказать в ответ, но осекся, встал из-за стола и пошел к двери. Напоследок еще раз покосившись на друга, он скрылся в кухне.

      Дэниел облегченно выдохнул. Ларкин улыбнулась и развернула к нему свой стул. Их колени соприкоснулись, и Дэниел ощутил странное ликование: она предпочла его Нику!

      – Итак, – прищурившись, сказала Ларкин. – Тристан, значит. Видели эскизы Берн-Джонса?

      Он пожал плечами.

      – Только репродукции акварелей, созданных по мотивам его оксфордских витражей.

      – Значит, об остальных вам ничего не известно?

      – Вы имеете в виду работы, которые он выполнял для компании Морриса?

      – Нет.

      – Поверьте, я просмотрел все – и не нашел ничего необычного, что имело бы прямое отношение к Тристану и Изольде. Есть одна картина Морриса, «Смерть Артура» Бердсли, – начал перечислять он, загибая пальцы, – пара малоизвестных вещиц Россетти и десяток работ безымянных прерафаэлитов. Все это, на мой взгляд, не представляет особого интереса, кроме разве что Бердсли. А, еще рисунок Жана Дельвиля… Он немного отличается от остальных. Творчество прерафаэлитов давно всем навязло в зубах, примелькалось, а я, как уже говорил, хотел найти нечто новое. Увы…

      Он развел руками.

      – Ничего нового нет. Все уже открыто.

      Ларкин взяла его бокал, налила еще шампанского и протянула ему.

      – Эти рисунки – другие.

      – В самом деле? – Он выпил. – Что вам о них известно?

      – Ну, для начала, их почти никто не видел. Это эскизы, незаконченные