Бренная любовь. Элизабет Хэнд

никогда не видел у женщин такой шеи. Лицо незнакомки было точеное, с крупными, даже мужественными чертами – высокие скулы, широкие черные брови, большой алый рот, – но все вместе они рождали красоту, какую Дэниел встречал лишь на полотнах художников, притом не современных. Перед глазами невольно вставали образы Миши, Джейн Берден и Лиззи Сиддал, женщин, которые были слишком велики для своего мира: заточить их в клеть из дерева и холста удавалось лишь путем масштабирования.

      Незнакомка, стуча по полу каблуками сапог, вошла в крошечную комнатку, быстро осмотрелась и направилась к кровати. Дэниела мутило, но он невольно выгнул шею, стараясь не выпускать женщину из виду. Сейчас начнет раздеваться? Руки у него похолодели; надо что-то сделать, чем-то выдать свое присутствие: закричать, кашлянуть или нервно рассмеяться, притом сию секунду, пока не поздно, пока она не стянула через голову тунику, не легла вздремнуть или не шагнула к шкафу, чтобы переодеться…

      Вместо этого незнакомка пригнулась и села на откидную кровать. Он увидел ее профиль на фоне дубового изголовья и лишь сейчас заметил, что кровать, как и ковер, и подоконники, украшена тонкой резьбой из перекрещенных крыльев насекомых. Женщина села, подогнув под себя длинные ноги, нагнулась вперед, поднесла руку ко рту и что-то отрыгнула себе в ладонь. Дэниел поморщился от звука. На ладони незнакомки лежало что-то маленькое, круглое и блестящее. Она отерла это рукой, зажала между указательным и большим пальцем и внимательно рассмотрела. Наконец, вытянувшись, положила предмет на подушку и встала с кровати.

      На пару мгновений она замерла посреди комнаты, будто силясь что-то вспомнить. Все тело Дэниела заныло. Руки онемели, да и ноги тоже, еще немного – и все тело скрутит от боли, а может, от страха и унижения.

      Не успел он пошевелиться, как женщина исчезла, вышла за дверь так же быстро и решительно, как вошла. Дэниел дождался, когда на лестнице стихнут ее шаги, и вывалился из шкафа. Сердце колотилось; кровь начала вновь приливать к онемевшим рукам, когда он запихивал обратно беглые шелка и кружева. Два длинных шага – и вот уже дверь, можно бежать вниз… Тут он замер.

      Что же было у незнакомки во рту?

      Дэниел прислушался. Снизу не доносилось ни звука. Не успев как следует все обдумать, он развернулся, подлетел к кровати и нагнулся к подушке.

      Он предполагал, что это может быть зуб. Даже на миг представил, что незнакомка – контрабандистка, какая-нибудь давняя приятельница Ника, перевозящая в желудке героин, необработанные изумруды, балтийский янтарь… Ничего подобного.

      На светло-зеленой наволочке лежал желудь. Дэниел не поверил своим глазам.

      Желудь?! Чуть помедлив, он подобрал его: диаметром тот был чуть меньше его большого пальца, гладкие бока, отшлифованные до желтовато-коричневого цвета, на верхушке – бледный пушок. Шляпки нет. Дэниел потрогал кончик: он оказался на удивление острым, и на пальце тотчас выступила капля крови. Он покатал его между большим и указательным пальцами, понюхал, но