Байки старого зимовья. Георгий Павлович Баль

продолжаю мучить своего соседа. Садист я. Не понимаю слово похмелье. Сам не похмеляюсь и другим не советую.

      – Ты думаешь, меня в тайгу нужда гонит. Нет, Слава. Охота она пуще неволи. Было время, когда без зарплаты по полгода сидели, а кто и больше, тогда на зверье да рыбе и выживали. Сейчас душа просит. Я тоже не святой. И рюмка за рюмкой поллитра, а то и больше в хорошей компании да под хороший закусь. С гитарой, с женой под боком, чтобы не занесло случайно на повороте куда-то не туда. А почему бы и нет?

      Отложив в сторону ичиг. Закурил и я. Дымок от сигареты тянет в открытую форточку.

      – Но вот чаек, на костре. Это другое. Это для души. Да что тебе рассказывать. Попробовать надо. Это, как наркотик. Вначале только маята, сухость во рту, да боль в костях, пока во вкус не войдешь, пока не втянешься. Там, в тайге у всего свой вкус, жизнь по-другому течет. Там и вкус сигареты другой. – Я задавил тлеющую сигарету в пепельнице – Вот дома трава травой. сплошная отрава, бросить бы надо, а прикуришь от уголька, да если еще не курил часа три – вкусно. Сидит Слава, качает в согласии седой головой. Помалкивает. Да с похмелья особо и не повозражаешь. А из лекарства только рассол из банки. Моя (с большой буквы) мастерица по солениям, что помидоры, что огурчики – объедение.

      Уговорил.

      Утро робко напоминает о себе. Кажется, что стало даже еще темнее, но это одна за другой гаснут в небе звезды. Светлая полоска на востоке выглядывает тоненьким краешком из-за увала. Бить путик работа не легкая. На мари снег надувами, то мягкий, то с жесткой коркой, которая проваливается под ногами, ломать её, ломаешь, а потом проваливаешься в заснеженную бочажину, скользишь по льду. Идешь выворачиваешь ноги на кочкарнике и как всегда по мари тянет хиус. Но все ближе закраек. Вот уже ерник запорошил наши плечи куржаком и оборвался полянкой перед березовой рощей. Показываю Славке следы; вот рябчики натропили, след от мохнатых ножек как будто игрушечный вездеход проехал, сдвоенные лапки – колонок пропрыгал. Вот здесь, видишь, под березой учуял под снегом спящего рябчика и задавил, остальные улетели. Вот коза прошла на махах, след свежий. Нашумели мы с тобой. Они по утрам на марюшки выходят кормиться, потом на дневку в затишок уходят, лежку делают.

      Заячьи следы тяжело не узнать, но сосед и здесь умудрился перепутать их с беличьими. Вот она плутовка закогтила по стволу стройной молодой лиственницы. В звонкой тишине морозного воздуха острые коготки с легким шумом несут ее вверх. Затаилась в развилке. Кто его знает, что у этих в двуногих в голове? А вдруг стрельнут?

      – Не бойся дура. Цена на тебя совсем упала. А губить такую красоту китайцам в угоду? Перетопчутся.

      – Перекурим?

      С непривычки Слава взопрел, запыхался. Из-за боязни замерзнуть оделся слишком тепло. В стеганных штанах, валенках хорошо над лункой сидеть, блесну гонять. Но ничего страшного – мамон свой растрясет, стройнее будет.

      Что ж перекурим. Сегодня не охота – сегодня вводный инструктаж, ознакомительная прогулка. Восток заалел. Погасли последние