Струны судьбы. Андрей Сергеевич Божко

улавливать каждый тон и ноту в своей голове и подбирать их, как будто музыка уже была у меня внутри, готовая выйти наружу. Это было удивительное ощущение – не просто услышать аккорд, а почувствовать его в глубине души, как если бы музыка сама нашла меня. Теперь каждый новый аккорд и мелодия рождались в моей голове. Всё происходило мгновенно, как если бы музыкальный поток был частью моей природы.  Главной моей музой была она – маленькая девочка в бандане и футболке с фотографией Цоя. В её образе была вся яркость и дерзость времени, когда люди искали свои пути и не боялись быть собой. Ее футболка стала для меня символом надежды и поиска, а бандана – атрибутом тех, кто не боится идти против течения. Её энергия и её взгляд на мир вдохновляли меня. Каждое её движение было как откровение, которое я пытался понять и перенести в свою жизнь. Она стала тем источником вдохновения, который наполнил мои мысли искренностью, свободой и теми чувствами, которые так долго искал. С ней я начал воспринимать мир по-другому, находя смысл в простых, но глубоких моментах.

      Уезжая на лето в разные лагеря, она проводила время, погружаясь в новые впечатления и события, а я отправлялся к бабушке в СКО, в Петропавловск. Несмотря на километры, разделявшие нас, мы чувствовали друг друга на расстоянии. Каждое наше расставание не разрывало нас, а наоборот, усиливало ощущение близости, как будто мы были рядом. Письма, звонки, редкие встречи – всё это становилось мостами, которые продолжали соединять нас, несмотря на время и расстояние. Мы продолжали понимать друг друга, даже не говоря слов, а это было удивительное ощущение, которое давало мне уверенность в том, что между нами существует что-то особенное и настоящее. В эти моменты песни писались тетрадями, а не штучно. Каждая строчка была важной, каждый аккорд – значимым. Я искал нужные слова, словно они сами собой выходили из глубины сердца. Это были не просто песни, а настоящие признания, которые я записывал с такой страстью, как если бы каждое слово было отражением моих чувств и мыслей о ней. В них не было ни фальши, ни простых рифм. Каждая песня была откровением, которым я делился с миром, хотя и боялся, что она так и останется только в этих тетрадях.

      По возвращению осенью домой, я с нетерпением показывал ей свои творения. Это было не просто творчество – это было мое признание, моя открытая душа. Я воспринимал её как ребенка, хотя на самом деле она была младше меня всего на год. Но в ней было что-то такое, что заставляло меня чувствовать себя старше, мудрее, как будто я был тем, кто должен её защищать и заботиться о ней. Возможно, это было из-за её наивности, искренности и светлого взгляда на мир, которые так ценил. Наши отношения развивались и трансформировались, как и само время. С каждым днём я ощущал, как мы становимся ближе, но одновременно между нами возникали новые слои, новые понимания и переживания. Мы не были теми, кем были раньше, но именно это и делало нас такими важными друг для друга. Каждая встреча, каждый разговор приносил что-то новое, и, несмотря на все изменения,