В петле из колец. Илья Бухарин

«давно» теряло всякий смысл. Там определенно подходило слово «никогда». В некоторых местах было видно этот слоеный пирог в разрезе: старые листья сгнивали и прижимались новыми, а те, в свою очередь, также сгнивали и становились подложкой уже для новой партии. Если со стороны все это гнилолистное зрелище вызывало вопросы, приправленные неодобрительным киванием, то у тех, кто шел или, боже упаси, ехал по этому месиву, в голове возникали только проклятья в сторону того, кто заставил их ехать по этому дерьму.

      Подобно чикагским ветрам, эту дорожку нельзя было улучшить или хотя бы подобрать удобный момент, чтобы проехать. Как неприветливый хозяин, она всегда давала понять, что вас тут совсем не ждут, в лучшем случае – поджидают. Немного влаги моментально превращало поверхность дорожки в маленькое болото, в котором был риск застрять навсегда. При этом следов ранее застревавших автомобилей, которые бы послужили ориентиром, не было.

      И в сухую погоду листья разносило так, что они моментально покрывали машину полностью, даже без ветра и на маленькой скорости. Дворники не справлялись и с жалобным скрипом сдавались через пару секунд. Приходилось высовываться из окна и пытаться проехать побыстрее, потому что при снижении скорости сразу ощущалось, как машина уходит вниз. Только знающие и те, кого там ждали, не имели особых проблем с передвижением по этому адскому маршруту.

      Конечно, всегда можно было попробовать пройтись пешком, но через пару шагов любая обувь если не промокала насквозь, то приходила в негодность из-за кучи острых веток под ногами.

      Освещение на дорожке являлось оплотом стабильности – его никогда там не было. Создавалось впечатление, что такой тернисто-гнилолиственный путь ведет к чему-то таинственному, готическому, но с каким же треском рушилось это представление, когда перед глазами возникало то, к чему приходилось добираться.

      Болотистая дорожка вела к огромным черным чугунным воротам шириной около пятнадцати и высотой около десяти метров. Они напоминали вставленные в землю копья римских легионеров, но, если убрать огромные пики на конце каждого прута, то это походило на черный матрас. Ворота переходили в бетонный забор высотой около семи метров. Он был покрыт мхом и невысыхающими из-за отсутствия солнца сырыми пятнами. Лишь раскраска из мха и воды, небольшие квадратные прорези для циркуляции воздуха, а также отсутствие колючей проволоки отличали серое полотно от тюремных стен.

      Забор уходил глубоко в лес, окружая строение непонятной формы – деревянный многоугольник без намека на правильность форм и какую-либо концепцию. Части внешних стен состояли из разных пород дерева, а крыша была многоуровневая, но не по изначальной задумке, что бросалось в глаза – местами деревянная, местами черепичная, а где-то просто листы ржавеющего металла, накрытые целлофаном. Перепад высот можно было сравнить с перепадами настроения «архитектора». В некоторых комнатах даже хоббиты бились бы головой о стену, тогда как в других