Моран дивий. Книга вторая. Реноста. Анна Осьмак

говоришь… А коли матушка раздумывать бы начала? Сомневаться? Вот тут и понадобился бы думный муж, мудростью и опытом житейским наделённый, дабы сговориться к обоюдному согласию.

      – Раздумывать? – усмехнулся он. – Вот уж вряд ли. Ваша княгиня в этом сговоре нуждается боле моего князя.

      Мы помолчали.

      – Твоя правда, сотник. Нуждается. Да только, как видно, и ваша нужда не меньше.

      – Отчего же это видно? – фыркнул мой собеседник.

      – Оттого, что князь ваш – сирота. Один в роду. Все смотрят сейчас на него и думают – даст ли он новую жизнь угасшему роду? Иначе зачем тогда огород городил: добивался признания, собирал дружину, отстраивал Зборуч? Ожениться ему ныне край надо для упрочения своего положения. А с невестами, видать, туговато приходится, раз в Суломань вас занесло. Вы ведь знаете наши обычаи?

      Сотник хмыкнул.

      – Наверняка знаете. Поэтому о сулемской невесте думные твоего князя должны были в последнюю очередь вспомнить. Видимо, в последнюю очередь и вспомнили. Когда остальные-то нос отворотили. Так, сотник?

      Отлепив, наконец, голову от стены, он с интересом посмотрел на меня.

      – Откуда же ты взялась такая грамотная?

      – Отсель не видать.

      Мы молча взирали друг на друга, пока глаза мои не заслезились от напряжения. Опустив их долу, я шагнула к завалинке и присела рядом с сотником.

      – Ты ведь не поболтать пришла? Я верно понял?

      Я повертела в пальцах кисточки опояски, вдохнула поглубже…

      – Пришла просить.

      Кровь прилила к лицу, застучала в ушах глухо, горло стиснули непроизносимые слова:

      – Я пришла просить оставить Заряну в роду. Пришла просить не лишать Суломань наследной большухи. Быть матерью народа ведь нелегкая задача. А сёстры малы. Пока вызреют, да оженятся, да науку материнскую переймут…. Мало ли что может за то время случиться, – облизнула сухие губы, нервно потёрла локоть. – По родовому закону с вами должна поехать я.

      Сотник молчал, рассматривая меня без всякого выражения. Дрожащими руками я обмахнула с коленей ломкие сенные травинки, собралась с духом, подняла глаза.

      – Я понимаю, почему ты выбрал для князя Заряну. Не меня. Не ту, кого должен бы. Княгиня поспешила заверить тебя, что готова на любые условия ради мира с Дубрежью. Готова развенчать будущую большуху… Не скажи она ту фразу на пиру, ты ведь и не задумался бы над выбором, сотник? Взял бы меня?

      Сотник задумчиво погладил лежащий на коленях, упакованный в кожаные вытертые ножны двуруч.

      – Возьми меня для князя, – я насильно вытолкала застревающие в горле слова. Казалось, испытываемый мною ныне стыд при любом исходе в будущем я буду стараться запрятать в самые дальние уголки тёмных клетей памяти, дабы реже натыкаться на неприятные воспоминания этих минут. А коли нечаянно наткнусь на колючки их, шаря в темноте ночных дум, немедля затолкаю ещё дальше. Поможет ли только? – Возьми, сотник. Не для себя берёшь жену, а государю свому нужду.