Моран дивий. Книга вторая. Реноста. Анна Осьмак

посмеивались над ней. За глаза, конечно. Попробовал бы кто потешаться в открытую – костей бы опосля не собрал. Удар у Держены сокрушительный. Материно наследство. Мать-то у неё тоже поляницей была. Как родила её в ту памятную ночь в обозе, оправилась слегка – только её и видели. Покинула ребёнка на род свой, вскочила на коня и унеслась прочь из болот, туда, где дружина князя прикрывала отход народа. В одном из тех сражений она и погибла. И муж её погиб – Вышемир Бешеный.

      Говорящее прозваньице у Держениного батюшки, да. Старые вои, знавшие его, бают, дочь многое взяла у родителя своего. Среди кровавого месива боя дух Вышемира будто вселяется в тело её, наливая красным девкины очи, пьяня её запахом смерти, брызжа вокруг свирепой яростью – рычащей, разящей, безумной. Бешеной.

      Испугалась бы я, узрев свою добрую подругу такой? Смогла бы по-прежнему любить её и жалеть?

      Не думаю, что мне хотелось бы узнать это наверняка…

      – Рыся! – заорала подруга с порога. – Злата моя! Куда княжну мою дели, вырыпни морожены?!

      Я бросилась ей на шею. Расцеловавшись, мы закружились за руки, смеясь и нещадно толкая Гвиделя, поносящего нас последними словами.

      – Цела? – спросила я, оглядывая крепкую фигуру в дублёных штанах и короткой, стянутой на поясе куртке.

      – Ужо давно почата, рыжик!

      Я покраснела:

      – Вот уж язык твой поганый! Не об этом я.

      – Да ладно, ладно! – смеялась поляница. – Всё со мной ладно. Так, слегка царапнута, да и то заросло всё как на собаке – пропадёшь пока найдёшь.

      Я потащила её в свой угол, к бадейкам с репой – дело-то не ждёт. Блестя глазами над очистками, тихонько хихикая и взрываясь громким смехом, мы лихорадочно повестили и сплетничали.

      Внезапно Держена осеклась на полуслове, уставилась мне на лоб, словно там звезда воссияла.

      – А где твой венец?

      Я дёрнула плечом и шмыгнула носом.

      – Понятно. Заряне?

      Голова моя мотнулась, изобразив натужный кивок, и свесилась уныло над репой. Надо же. Вот уж не чаяла, что затужу вдруг над своим развенчанием. Ведь сама себе говорила и верила – так лучше для всех. И для меня в перву голову. Но подружка спросила сочувственно, помолчала, словно над упокойником, вот и поплыла я. Обидно – аж в груди жжёт. Да не на родных обида, лишь на судьбу свою.

      – Не быть тебе, выходит, большухой, – задумчиво произнесла подруга. – Но тогда как же?.. – она уставилась, не мигая, в стену поверх моей головы.

      Я недоумённо подняла на неё глаза.

      – Видишь ли, – неуверенно протянула она, перехватив мой взгляд, – князь там посольство привёз…

      – Дубрежей? – блеснула я познанием.

      – Не совсем, – Держена снова замолчала, уставившись на меня. Казалось, в голове её сейчас рождается некая догадка, и догадка эта ей не очень по нраву. – Посольство Угрицкого князя.

      – Какого князя? – я рассмеялась. – С того света?

      – С этого, – строго осекла Держена.

      – Вот