Быть огню. Эльма Зеленжар

а Уна в них души не чаяла.

      Уна была урожденной кэлфи. Этот народ называли «лесным пожаром» за рыжие волосы и буйный нрав, за непокорство королю и верность древним традициям. Говаривали, что кэлфи неистовы в бою и не боятся смерти, поэтому Уна понимала, что она – паршивая овца в стаде, ведь боялась и смерти, и мучений. Но когда отец не устоял все-таки, пришел к ней и велел молчать, как гробовая доска, иначе задушит, она вдруг заорала во все горло, проявив непокорство кэлфи. Не за себя, за Малу. А незнакомец и правда спас. Ворвался на крик, на секунду застыл в дверях, глядючи на открывшуюся картину, а потом раз! – и папаша стал вдруг совсем не страшным, мягким и мертвым. Потом незнакомец укрыл ее своим плащом, сказал, что все позади. В жизни никто не был с ней настолько добрым. Так и сидели они с Малой, обнявшись под огромным плащом незнакомца, и плакали, как две дуры.

      Тогда еще Уна не знала, что им с сестрой придется навсегда расстаться. Она до сих пор помнила этот день. Мала была похожа на зареванного полевого мышонка, цеплялась за юбку Уны и все не хотела отпускать, но приемная семья хотела взять только крошку. Злая угловатая двенадцатилетка была им совсем не ко двору. Такой уже и замуж пора. И тогда Уна вытерла слезы сестры и сказала:

      – Будь сильной и смелой.

      – Я и так смелая! – выкрикнула Мала, надув пухлые губы. – Я вырасту и буду защищать тебя.

      На том и расстались. Мала осталась в деревне, а Уна ушла странствовать вместе с Пеллегрино Версерой, другом Морока. Она бережно хранила на сердце эти воспоминания, даже став совсем взрослой, в меру черствой, в меру жестокой и подлой. Они делали ее мягкой солнечной девочкой, которая померла когда-то, когда отец впервые посмел на нее залезть и сделать своей запуганной рыжей овцой.

      Девочка умерла. Овца издохла. Родилась волчица.

      Только волчица робела перед Мороком, словно карманная сучонка. Ох, не любила она носить ему недобрые вести. Когда стужа его глаз становилась невыносимой, до боли в груди. Когда хлестал ее не плетьми, но ядовитыми словами. Он единственный мог истрепать ее, словно ветошь, не коснувшись и пальцем.

      Ночная Цитадель. Две недели она провела с Иноло и заскучала по нехитрому бродяжьему гнездышку. В домике Морока горел огонек, а он никогда не жег свечи понапрасну. Подумав немного, Уна решила взять кувшин для умывания, полный теплой воды. Скинув накидку прямо на землю, подобрав юбки, Уна полезла наверх, к неизбежному разговору.

      В щелочку приоткрытой двери Уна увидела Морока. Он, как и обычно, сидел спиной к дверному проему, не боясь никого в этом мире. Длинное перо колыхалось в руках. Под ногою Уны предательски скрипнула доска.

      – Дуан! Тебе нужно особое приглашение?

      «Он ждал алхимика. Точно взбеленится», – обреченно подумала Уна, но сделанного не воротишь. Она шагнула в комнату.

      Морок обернулся и сразу нахмурил брови.

      – Уна? Чего тебе?

      – Принесла теплой воды, чтобы ты мог умыться.

      – Какая