.

не считает себя преступником.

      – Я не бунтую, не убиваю, а страдаю за что – говорите.

      – За правду, батюшка, – дружно закричала толпа.

      Он не боится репрессий со стороны как духовных, так и светских властей. «Сюда едет сейчас целый вагон жандармов и начальства. Только [нрзб] что они будут здесь делать. В монастырь я их не пущу. Пусть они разобьют сначала все монастырские стены и тогда только могут связать меня». Что до снятия сана, то о. Илиодор не верит, чтобы обер-прокурор мог отнять у него благодать, данную при хиротонии. «Когда меня посвящали в священники, то обводили три раза вокруг престола и архиерей возлагал мне на голову руки и молился о ниспослании на меня благодати Св. Духа, а расстричь меня хотят одним росчерком пера светского чиновника-сюртучника, накурившегося табаку».

      В случае лишения сана о. Илиодор намерен, по «древнему обычаю святых отцов православной церкви, утвержденному вселенскими соборами», жаловаться «епископу другой земли», а именно Константинопольскому Патриарху Иоакиму III.

      Покамест о. Илиодор пригласил паству оставаться вместе с ним в монастыре или хотя бы приносить провизию для тех, кто остается. Кроме того, объявил, что с завтрашнего дня запирает ворота обители и будет пускать только своих богомольцев, а полицию, сыщиков и подозрительных не пустит.

      Вопрос о сыщиках его особенно беспокоил. Он неоднократно распоряжался закрыть двери, а когда вывели очередного больного, почувствовавшего дурноту, – закричал: «Какие там больные, это не больные, а сыщики; вот я затворю двери, да и пересчитаю всех, тогда мы и увидим, больные это или сыщики».

      Свою героическую речь, скорее подходящую к лицу донскому казаку, чем смиренному иноку, о. Илиодор произнес «с сильным возбуждением, каковое передавалось и всем присутствовавшим», и закончил словами «С нами Бог! Аминь!», а затем приказал хору запеть «Спаси Господи люди Твоя».

      Тем же вечером (в 9 час. 10 мин.) насельник монастыря иеромонах Гермоген телеграфировал преосвященному в ответ на его просьбу уговорить настоятеля вернуться в Новосиль: «Владыко святый! Отец Илиодор непреклонен. Все уговаривали. Соглашается сана лишиться. Народ охраняет. Иеромонах Гермоген».

      В полночь с 13 на 14.III монастырские ворота были заперты. Очевидно, о. Илиодор предвидел новую попытку своего ареста. К вечеру железнодорожные служащие уже, вероятно, доложили священнику, что «спициально» под его персону заготовлен экстренный поезд с прислугой. Этот поезд вообще сыграл огромную роль в «царицынском стоянии», молчаливо свидетельствуя о серьезных намерениях властей.

      Ожидая, что попытка ареста приведет к повторению событий 10 августа 1908 г., о. Илиодор делился с паствой «печальным предчувствием»: «не сегодня – завтра в храме этом произойдет нечто ужасное, потому что слишком много появилось у нас врагов, все восстали против нас, и мы должны быть готовы на все.

      Через пару дней среди богомольцев прошел слух, будто о. Илиодор получил ответную телеграмму от Иоакима III, следствием