Имперский Гвардеец и Эльфийка. 40 глав плена, любви и спасения. Alex Coder

и настойчиво, пытаясь пробудить в эльфийке волю к жизни. Он размачивал кусочки пищи водой, делая их более мягкими и удобными для глотания, и подносил их ко рту эльфийки, надеясь, что она сделает хотя бы глоток. Наконец-то эльфийка чуть пошевелилась, приоткрыв рот, давая Дарию пропихнуть внутрь питательную массу. С трудом, но она всё же начала есть.

      Помимо еды, Дарий старался облегчить страдания эльфийки, как мог. Он использовал остатки воды, чтобы протирать её раны, смывая запекшуюся кровь и грязь. Для этого он разорвал свою и без того изодранную тунику на полосы, сделав из них импровизированные бины. В порыве альтруизма Дарий забыл, что в камере и так довольно холодно и с гигиеной беда, так что рисковал простудиться и умереть сам, лишая себя шанса на побег или дальнейшую борьбу за жизнь. Он говорил с ней, рассказывал о своей жизни, о Кадии, о службе в гвардии, хотя и понимал, что она не понимает ни слова. Но ему казалось, что его голос успокаивает её, помогает чувствовать, что она не одна, что даже посреди ада, в котором они оказались, она была важна кому-то и важна как минимум для одного единственного гвардейца по имени Дарий.

      Эти маленькие ритуалы повторялись изо дня в день. Дарий делился с эльфийкой своей скудной пищей и водой, заботился о ней, как мог, не теряя надежды, что она выживет. Это была его личная борьба, его молчаливый протест против жестокости тёмных эльф, которые не смогли лишить его человечности, не смогли заставить забыть о милосердии и сострадании, хотя и заточили в ужасном месте вдали от родины. Его действия не остались незамеченными другими пленниками. Они наблюдали за ним с недоумением, кто-то с презрением, кто-то с безразличием. Но Дарию было всё равно. Единственное, что имело значение – это хрупкая жизнь, которую он пытался спасти. В тот миг для гвардейца не было ничего важнее…

      Глава 8: Имя на песке

      Проходили дни, недели, а, возможно, и месяцы – в душной темноте камер, где царила вечная ночь, чувство времени терялось. Дарий продолжал ухаживать за эльфийкой, и постепенно его усилия начали приносить плоды. Эльфийка стала есть более охотно, раны её начали затягиваться, а в глазах, когда-то тусклых и безжизненных, появился слабый отблеск сознания. Она всё ещё не могла говорить и почти не двигалась, но в ней теплилась искра жизни – результат неустанных забот гвардейца, его молчаливого, непонятного никому вокруг бунта, маленькой победы над тёмной энергией ксеносов, не признающих ценность отдельной жизни, а ставящих в приоритет боль, агонию и бесконечные страдания других разумных рас.

      Одним из дней, когда Дарий протирал её раны влажной тряпкой, эльфийка вдруг слабо взяла его за руку. Её пальцы, тонкие и прохладные, слегка сжали его ладонь. Дарий замер, не веря своим ощущениям. Это был первый осознанный жест с её стороны, первый знак того, что она не просто борется за жизнь, но и признает его присутствие, его заботу. Надежда и радость затопили Дария с новой силой, руки немного задрожали от важности и интимности момента.

      В тот день, между ними состоялся первый, пусть и абсолютно нетипичный "диалог".