Имперский Гвардеец и Эльфийка. 40 глав плена, любви и спасения. Alex Coder

недавнего удара. Тело не слушалось, конечности казались чужими, налитыми свинцом.

      Он попытался открыть глаза, но веки словно склеились. С трудом разлепив их, Дарий обнаружил, что погружен во тьму. Абсолютную, непроглядную тьму, которая давила на него, душила, заставляя сердце биться чаще. Он лежал на чем-то твердом и холодном, возможно, на металлическом полу.

      С трудом приподнявшись на локте, Дарий попытался сфокусировать зрение. Постепенно глаза привыкли к темноте, и он заметил, что мрак не был таким уж абсолютным. В дальнем конце помещения, высоко под потолком, виднелась узкая щель, через которую пробивался тусклый, мерцающий свет. Он был настолько слабым, что едва ли позволял разглядеть очертания предметов, но все же дарил надежду, что Дарий не ослеп, и что это не склеп. А может, и склеп? От этой мысли стало еще холоднее, по спине пробежал неприятный холодок.

      Он сделал осторожный вдох. Воздух был затхлым, спертым, с примесью незнакомых, вызывающих тошноту запахов. Во рту стоял мерзкий, металлический привкус, голова раскалывалась от боли. Дарий попытался вспомнить, что произошло, и в его сознании начали всплывать обрывки недавнего боя: вспышки энергетических разрядов, грохот взрывов, крики умирающих товарищей и, наконец, ухмыляющееся лицо темного эльфа, заносящего над ним свой энергохлыст.

      Плен.

      Это слово обрушилось на Дария, как приговор. Он оказался в плену у тёмных эльф, и от одной мысли об этом его прошиб холодный пот. Он слышал истории об этих ксеносах, о тех зверствах, которые они творят со своими пленниками. Рассказывали, что их доставляют на печально известный спутник – Комморраг, что творится там мало кто знает, но даже орочьи вожди стараются обходить это проклятое место стороной. Пытки, издевательства, превращение в безвольных рабов или в гротескные, истерзанные подобия живых существ… Лучше уж смерть, чем такая участь.

      Дарий ощупал себя, пытаясь понять, насколько серьезно он ранен. Одежда была изорвана и испачкана кровью, своей и, возможно, чужой, но, к счастью, никаких серьезных ран, кроме ноющего ушиба на затылке, он не обнаружил. Руки и ноги были скованы чем-то вроде металлических обручей, которые неприятно холодили кожу.

      Он снова попытался встать, на этот раз более решительно. Тело слушалось с трудом, но, превозмогая боль, Дарий смог сесть, привалившись спиной к холодной стене. Он находился в тесной камере, не больше пяти шагов в длину и трех в ширину, больше походившей на клетку для зверей, чем на тюремное помещение.

      Вдруг он услышал едва слышный стон. Звук, слабый, едва уловимый, но полный такой невыразимой боли и страдания, что у Дария невольно сжалось сердце. Инстинктивно потянувшись в направлении, откуда донесся стон, гвардеец понял, что он не один. В соседней клетке, отделенной от него лишь тонкой решеткой, в таком же кромешном мраке томился ещё кто-то. То, что не могло ему принадлежать, было отобрано у него тёмными эльфами в бою. А раз они его не убили – значит он представляет для них какую-то ценность.

      "Живой. Я пока