В Скале. Сергей Викторович Мальцев

искать старый кусок серого металла. Нашёлся он после смерти самой бабушки. Она ушла за своим мужем через полгода, как обычно случалось в старых семьях. Когда разбирали вещи упокоившихся супругов, нашли и тот самый крест. Он хранился в одной шкатулке вместе с лентой от бескозырки прадеда по материнской линии. И вот дедов талисман у меня в руках. Ничего особенного, серый металл … пожалуй, немного тяжеловат для стали, но не сталь, мягкий, похож на олово. Раньше часто делали из олова, посуду, ложки … много всего. Рёбра креста сильно вытерлись, я взял увеличительное стекло, и мне показалось, там что-то блеснуло. Я взял нож и начал осторожно скоблить грань креста. Заблестело больше. Интересно. Я достал из дедова ящика с инструментами паяльную лампу и вышел на балкон.

      Олово легкоплавкий металл – через пять минут нагрева в руках у меня остывал … золотой крестик искуснейшей работы, оправленный бриллиантами и рубинами. На одной из граней креста виднелась какая-то гравировка. Взяв увеличительное стекло, я разобрал клеймо фирмы Фаберже, поставщика двора его императорского величества. Многое сразу стало ясным: мой прадед Пётр, отец деда Андрея, замаскировал фамильную реликвию, а для его сына настоящая ценность креста заключалась не в золоте и камнях, а совсем в другом.

      Когда гражданская война закончилась, дед долгое время работал председателем сельсовета, поскольку был одним грамотным человеком в деревне. Односельчане его уважали и дела шли неплохо по сравнению с другими председателями, которые слишком много времени уделяли политике и агитации, забывая про хозяйственные и производственные вопросы, а дед был крепким хозяйственником и словам предпочитал дело. Его усилиями леспромхоз числился в передовых не только в районе, но и в области, поэтому советская власть, как казалось, начала забывать, из какой семьи был дед, и по какую сторону фронта он воевал больше времени, а он успел и по насильственной мобилизации у Колчака побыть, и потом, когда сбежал, у красных повоевать. До самого Владивостока дошёл. Но так всего лишь казалось. Настал тридцать седьмой год и в сельсовет пришла телеграмма из района с указанием найти и разоблачить десять врагов народа. Мой дед послал ответ, что в его деревне никаких врагов народа нет, и он за каждого земляка ручается головой. Вскоре приехали чекисты и нашли не десять, а целых одиннадцать врагов этого самого ихнего народа. Ясно, кто стал одиннадцатым. Десятерых земляков расстреляли, особо не разбираясь, а одиннадцатого … вот тут-то и начинаешь верить в талисманы и прочие неправильные силы – начальником тюрьмы, где ожидал расстрела мой предок, оказался его однополчанин. Вместе воевали то ли у колчаковцев, то ли у красных (в то смутное время такие судьбы – обычное дело). Удалось приятелю спрятать деда от расстрела в тайге на дальнем лесоповале, где заготавливали дрова для тюрьмы. Там он и пробыл до осени 42-го года. Как началась война, то почти сразу, как только Красная армия стала терпеть поражения, началась кампания по пересмотру дел, и подошла очередь моего деда покинуть тюрьму, чтобы прямиком