Цветочный крест • Потешная ракета. Елена Колядина

благодетельного образа, и кому, как не ей, подсобить сестре женского полу. В-третьих, – и это было самым вещим знаком, – Господь сподобил на помощь отцу Логгину, принимающему исповедь, не звонаря или пономаря, а – проскурницу, которая именно и выпекает хлебцы для причастия после требы исповедания! «Едино в трех! – воссиял отец Логгин. – Единотрижды!» Под таким научно обоснованным напором лукавый отступил. И дальше таинство исповеди пошло, как по маслу.

      – Ты, значит, Феодосия?

      – Аз есмь.

      – А грешна ли ты, Феодосия, в грехах злых, смертных, как то: сребролюбие, пьянство, объядение, скупость, резоимание ложа бо пуповины, срамословие, воззрение с похотью, любодеяние…

      Отец Логгин перевел дух.

      – …свар, гнев, ярость, печаль, уныние… уныние…

      Отче растопырил персты веером и по очереди пригнул их к длани – не обсчитался ли, часом, каким грехом?

      – …уныние, оклеветание, отчаяние, роптание, шептание, зазрение, прекословие, празднословие…

      – Погоди, батюшка, – встрепенулась Феодосия. – В празднословии каюсь. Давеча кошка по горнице игравши да поставец с места свернувши. Ах, ты, говорю аз ей праздно, дура хвостатая! Грешна!..

      – «Дура» – не есть празднословие, – поправил отец Логгин. – «Дура» сиречь срамословие. За сей грех налагаю тебе сто поклонов поясных и сто земных три дни.

      – Аз, отче, поклоны отвешу, только «дура» – не срамословие, хоть как! – встряла Феодосья. – Елда, прости Господи, или там манда – се срам. А «дура»? Иной раз идет баба глупая – дура дурой!

      – Оно, конечно, – важно согласился отец Логгин, вспомнив утрешнюю тотьмичку с пустыми черпалами. – Но – отчасти! А за то, что спор затеваешь да в святых церковных стенах поминаешь елду, сиречь мехирь мужеский, да манду, суть лядвии женские, налагаю на тебя седмицу сухояста. Гм… Празднословие, братоненавидение, испытание, небрежение, неправда, леность, обидите, ослушание, воровство, ложь, клевета, хищение, тайнопадение, тщеславие…

      – Погоди, господин мой отче, – оживилась Феодосья. – Золовка моя на той седмице на меня клеветала, клевеща, что аз ея пряжу затаскала под одр.

      – То ея грех, не твой, – поправил отец Логгин. – Пусть она придет на покаяние.

      Батюшка беззвучной скороговоркой сызнова перечислил грехи, вспомнил, на каком закончил, и вновь заговорил:

      – Гордость, высокомудрие, укорение… Укоряла ты золовку за наветы? Нет? Добро… Осуждение, соблажнение, роптание, хуление, зло за зло.

      – Чего нет, батюшка, того – нет.

      Отец Логгин перевел дух и принялся за «Заповеди ко исповедующимся».

      – С деверем блудила ли?

      – Да у меня, отче, и деверя нет, чтоб с им блудить, – сообщила Феодосья.

      – С братом родным грешила ли?

      – С Зотейкой-то?

      – Пусть с Зотеем, если его так кличут.

      – Ох, отче, что ты речешь? Зотейка наш еще чадце отдоенное, доилица его молоком кормит.

      – Так что же ты празднословишь? Не грешна, так и отвечай. А грешна, так кайся, –