Партиец. Никита Семин

его лице отразилась целая гамма чувств: от недоумения и удивления до страха и удовлетворения. Последнее я не понял. Или не правильно его эмоцию уловил, или с чего ему быть удовлетворенным-то?

      Пройдя в мою комнату, мы прикрыли дверь, и отец вопросительно посмотрел на меня.

      – Почему ты перестал со мной говорить?

      Разочарование у отца можно было «ложкой есть». Словно не этого вопроса он от меня ждал.

      – Я разговариваю, – буркнул он.

      – Перестал, – не согласился я. – Отмалчиваешься. В себе держишь…

      – Да что тебе говорить-то? – взорвался и перебил меня отец. – Ты же сам себе на уме! Разве ты меня слушаешь? С детства пошло – все по-своему делаешь! Вот зачем ты к Сталину пошел, а?

      – Кто сказал, что я сам пошел? – удивился я. – У меня и выбора не было. И ты бы знал об этом, если бы в себе не замкнулся! – перешел я в наступление.

      – Я не замыкался! – встопорщил бороду отец. И тут же осунулся. – Прости, Сергунь. Переживаю я.

      – Понимаю, но все же. Поговорим?

      Тот тяжело вздохнул и кивнул, усевшись на табурет.

      В тот вечер мы наконец смогли хоть немного понять друг друга. Я рассказал, как и при каких обстоятельствах познакомился с товарищем Сталиным. Что мной двигало. Отец поделился, почему он ушел из партии. Тут он меня удивил. Я-то думал, что он последователь Троцкого и Зиновьева. Переживал из-за этого, хоть вида и старался не показать. А его просто страшили перемены, что нес с собой Иосиф Виссарионович. Переживал, что и его «как собачонку» могут выкинуть из партии, если он слово поперек главной линии скажет. Вот и решил «сам уйти», гордо подняв голову.

      – Но это же не дело! – воскликнул я. – Это все равно, что сбежать с поля боя!

      Отец гневно сверкнул глазами, но потом устало кивнул.

      – Все так, Сергунь. Сбежал я. Ты уж прости старика.

      И таким беспомощным он мне в этот момент показался, что мне стало его жалко. Я подошел и обнял его.

      – Ничего, бать. Все нормально. Не переживай, еще вернем тебе веру в партию. Не только же товарищ Сталин в ней состоит.

      Тот лишь кивнул согласно, но видно было, что приободрился. Уже хорошо. После этого он вроде перестал на меня волком смотреть. Даже общаться начали больше, но в основном на бытовые темы.

      Как и говорил, Михаил Ефимович вытянул меня на поход по заводам. Это случилось в середине декабря. Мы приходили с ним на предприятие и для начала шли к рабочим. Если нас пыталась остановить охрана, я «прикрывался» распоряжением товарища Сталина – подготовить законы для перехода на новый рабочий день. Срабатывало безотказно. И уже в ходе разговора с рабочими к нам прибегал новый директор завода. Всех старых, как и сказал на Пленуме Иосиф Виссарионович, сняли с должностей. Но вот новые директора пока не сильно поменяли график работы, о чем нам и рассказали сотрудники предприятий.

      – Задерживаемся после работы, – делился столяр мебельной фабрики, – иногда на час, а иногда и до трех часов доходит. В профсоюзе лишь руками разводят. Говорят, докладную написали выше, а там – молчок.

      – Да