Божественный танец «Эсмеральды». Валерий Радомский

больше не заговаривал – не по-доброму косился на небритого «мастера». Он тоже был не разговорчивым, но его взгляд и брови говорили за него, когда он к кому-либо из штукатуров подходил.

      …Несколько раз Мария, выйдя из своего дома, подходила к Николаю. И каждый раз оба очень громко и нелицеприятное друг другу высказывали с остервенелой ненавистью. Вот только кто из них был «мастером» – это мне ещё предстояло узнать.

      Прошла неделя. О брате Николае и его гражданской, оказывается, жене Марии я узнал за это время так много, что цветочные красоты и бытовое убожество их подворья мой ум и писательское воображение преобразовали в театральную сцену, на которой натурально игралась обыденная жизнь взрослой сельской пары. Причём каждый с эмоциональным и физическим усердием утверждали собой то, чем «бабычи» жили в годах и веках, полагая, что именно так и нужно жить. А их собственный опыт и эмоциональные диалоги, в основном в матерных криках и в сварливой неуступчивости, звучали как бы под диктовку суфлёрных подсказок личных обид и неприязни друг к другу за годы сожительства. При этом жгучая зависть на чью-то радость и успех сквозили из-под каждой калитки и забора, а пыльными дорогами села бродила такая же нездоровая жизнь, какую я наблюдал на подворье Марии.