Божественный танец «Эсмеральды». Валерий Радомский

на коленях с обеда до вечера в качестве наказания, Николай насторожено слушал и при этом растирал грубыми пальцами небритый квадратный подбородок. И сам он был как квадрат: в плечах – поменьше, в росте – побольше (но не выше меня), одет по сути в тряпьё, прикрывавшее широкую и седую грудь да ноги по бокам. На левой щеке – рваный шрам от укуса собаки (ух, достал он как-то своего дворового пса…) даже морщины его в себя не запрятали, а чёрные точки бугристых угрей просыпались на дряблое лицо, будто веснушки, которых у него отродясь не было, но от чего я сам страдал долгое время, весной и осенью.

      «…Нарвав в обе руки красных-красных яблок, пацан спрятался и затаился под ветвями, ожидая с крыши сарая, что вот-вот из дома выйдет его двоюродный брат, гостивший у него со своими родителями, – продолжал я свой рассказ-историю, покуривая и добродушно улыбаясь. – Двоюродный брат наконец-то вышел и тут же в него полетели эти красные и очень сладкие яблоки. Вот только одного не учёл пацан на крыше: его брат стерпит болевую атаку и, словив одно яблоко, запустит им в него. Пацан взвоет, а яблочко прилетит ему, и здорово так, в бок. На его жалобный зов: „Мамо, він поцілив у мене, …ой, як болить!“, из дома выбегут родители, ну и… Долго колени-то мои болели!..» – под конец прокомментировал я своё незаслуженное наказание от отца.

      Брови Николая резко взлетели к верху, бледный рот приоткрыла догадка в глубочайшем изумлении и короткий выдох будто бы без слов спросил о том, на что я незамедлительно ответил:

      – Да, Коля, это я!..

      Забор между нами не стал помехой, чтобы мы по-братски крепко и восторженно обнялись. Не знаю, желал ли брат этой встречи и этих долгих объятий (жизнь – это ещё и ожидание, как я понял), да я сам этого хотел и жизнь подтвердила мою правоту.

      Эмоциональность речей, выданных нами один другому в интонациях общей радости и восторга, как бы вызвала из дома жену Николая. Появившаяся Мария была невысокого роста, сутулая в плечах и сгорбленная в спине. Когда она подходила к нам, бросилось в глаза, что её голова, в красном платке, опережает шаги. Наклонена то есть вперёд. И меня посетила шутливая ассоциация: «Колина кикимора!» Демонический женский образ навеяло как некое сходство, так и весёлость настроения. Правда, лицо Марии ничем не отталкивало, хотя ничем, ярко женственным, и не привлекло.

      Погрузившийся в воспоминания детства, Николай полагал, что жене небезынтересно знать обо мне хотя бы то, что не забыл он сам. С этим и зашли в дом, но лишь только после того, как в нём иссякли воспоминания.

      Живительная прохлада комнат, мягкость ковров под уставшими ногами, янтарный блеск мебели и прозрачность окон говорили об ухоженности во всём и на всём, что видели мои глаза. Сразу захотелось присесть на покрытый синим велюром диван и минуту-другую порадоваться тишине и покою. Но Николай почему-то столбил на пороге, а Мария, сама не присев и мне этого не предложив, вроде как убеждала