Бей или беги. Рита Лурье

поодаль, но Томасин все равно было неуютно под прицелом его здорового глаза. Она украдкой задумалась о целостности второго – кто знает, как глубоко вошло ее лезвие, сохранил ли он зрение. Раскаяния она не испытывала. Лишь пыталась понять тяжесть преступления, за которое ей потом придется ответить.

      – Томас… Томасин, – выдавила она.

      Я никто – подумала она, но не сказала.

      Мужчина чуть нахмурился и тут же скривился от боли, которую ему, видимо, причинило напряжение лицевых мышц, разбередившее рану.

      Томасин часто слышала от окружающих, что у нее глупое имя. Но она не собиралась объяснять посторонним, что отец всегда хотел сына. Она сама добавила пару букв в свой воображаемый паспорт. Сейчас все письменные принадлежности, бумаги и документы сгинули вместе с цивилизованным, правильным миром. В лагерях к Томасин часто липли клички, временами самые идиотские. Одна старая женщина называла ее Артемидой, расщедрившись на объяснение: это какая-то там вечно юная богиня охоты. Ту старуху сожрали мертвецы, а все познания о древних богах, сказках и суевериях исчезли из жизни Рей вместе с ней. А ей нравилось иногда такое послушать.

      – Окей, – вдруг миролюбиво кивнул мужчина, – меня зовут Малкольм. Я не желаю тебе зла. Поэтому тебе, Томасин, лучше быть более сговорчивой.

      – Почему я должна тебе… вам верить? – девушка подумала, что куда разумнее будет быть более уважительной по отношению к тому, кто решает ее судьбу. Хотя бы пока она не придумает план побега.

      – Почему бы и нет? – откликнулся Малкольм, – сама посуди: я мог оставить тебя умирать, но забрал сюда. На тебя были потрачены медикаменты, ценность которых, я думаю, ты понимаешь. Ты можешь принести пользу обществу.

      – Какую пользу? – недоверчиво спросила Томасин. Она невольно представила всякие гадкие, грязные вещи, что могут сотворить с безвольной пленницей. Не просто так ей отвели отдельную комнату – или камеру? – с койкой и дверью, запирающейся снаружи, а не изнутри. Ее не прельщала такая сомнительная роскошь.

      – Я за тобой наблюдал, – поделился Малкольм, отчего девушка еще больше похолодела внутри, – ты хорошо охотишься. Кто тебя научил?

      Томасин прикусила губу и помотала головой. Отец не хотел, чтобы она трепалась о нем каждому встречному, каждому мутному, подозрительному, опасному типу. А тип легко считал ее смятение и поморщился.

      – Да брось, – осудил он, – мы – не звери. Мы лишь пытаемся построить хоть что-то среди всего этого бардака. Будешь упрямиться, и я вышвырну тебя наружу – и катись на все четыре стороны. Ваше убежище разорили мертвяки. Соболезную, но никто не уцелел. Долго ты протянешь одна? А когда наступит зима? Здесь у тебя будет еда, лекарства, крыша над головой и защита.

      – Отпустите меня! – выпалила Рей. Она больше не могла сдерживать тревогу и гнев. Соблазнительные обещания этого человека лишь усиливали смуту в ее душе. Она ждала: сейчас, сейчас всплывет гадкая, жуткая изнанка, он озвучит цену, которая окажется ей не по карману.