Чем Черт не шутит. Елена Романова

холодно, он поежился, потом решился и постучал в класс – дверь открылась, подвластная колдовской силе. В темноте, освещенной церковным светом, все сидели, словно погруженные в искусственный сон, головы учеников клонились к полу, тихие, как увядшие розы. Инар мирно работал у себя за столом и перебирал исписанные листы плесневелых пергаментов.

      Рае переступил порог класса, и колдун поднял на него темные страшные глаза, поглядев так строго, словно само по себе это должно стать наказанием. В животе противно похолодело.

      – Явился, – обронил Инар, возвращаясь к листам. – Иди к остальным.

      Рае аккуратно сел на свое место, боясь потревожить спящих, отметив, что Панир больше не выделялся из круга, как какой-нибудь бедный родственник, и ему нашлось место на скамье вместе со всеми. Спину пронзило острой, словно удар хлыста болью, – теплые струйки хлынули разом из нескольких вскрывшихся ран. От неожиданности Рае едва не свалился со скамьи, но тело тут же сковало обручами силы, которой он не имел власти сопротивляться, именно эта сила удерживала его, как кадка удерживает растущее дерево.

      – Это твоя порция на сегодня. Еще раз заставишь ждать себя – так легко не отделаешься.

      Инар поднялся со своего места, величественный и зловещий, как монах-чернокнижник, – ученики зашевелились, и Рае чуть отпустило. Он поддался чувству ложного облегчения и обессиленно сгорбился, но тут же распрямился: кожа натянулась, раскупорив раны, и боль по новой отпечаталась на спине. Холодный пот облепил тело послушника, смешавшись с тонкими кровавыми ручейками.

      Панир подошел к нему и помог подняться:

      – Хватайся за меня, – Рае схватился, но как только вытянулся – застыл, пережидая, когда спина перестанет гореть так, будто ему оторвали крылья.

      Чуть привыкнув, он сделал пробный шаг в сторону выхода, потом еще один и еще, но сразу за дверью приник к стене, не желая более никогда двигаться. Панир отступил от него, Тжум молча смотрел, скривив губы, а Тримул жутко обнюхал.

      – Ты умом повредился? – взъелся Тжум, Тримул ему не ответил, но глянул недобро.

      Маленькие светлые радужки бледных глаз спрятались под черными щитами расширившихся зрачков, и по всему тощему тельцу послушника прокатилась противная липкая судорога. И Рае, и Панир, и Тжум разделили поровну кошмарное ощущение, будто Тримул непременно вцепился бы кому-нибудь из них в глотку – выглядел и дышал тот подозрительно, не как человек – если бы Инар не разогнал всех.

      – А мы не должны рассказать кому-нибудь, что этот маньяк дозрел? – спросил Панир как будто у стен.

      – Кому рассказать? – Тжум кивнул в пустой коридор. – Я бы предпочел в течение всей оставшейся жизни иметь счастье не беседовать с нашим ненаглядным преподавателем даже о погоде.

      Рае, кряхтя, отлип от стены.

      – Вы бы шли, что ли, а то опоздаете.

      – Да, ты прав, под такой вожжей резонно ускориться, – согласился Панир и пристроился подсобить Рае, но тот не позволил помочь себе, и все трое побрели отдельно друг от друга в сторону туалета.

      Здешняя уборная была сильно вытянута и напоминала трубу