Я их всех убил. Флориан Дениссон

цельнокроеные комбинезоны, шапочки и бахилы, чтобы не осложнять кропотливую работу криминалистов. Несколько знакомых приветливо окликнули Максима, и Павловски в очередной раз почувствовал себя чужаком в чужой стране, а нелепый костюм только усиливал это чувство. Когда же коллега достал из кармана повязку, похожую на те наглазники, которые выдают в самолетах, он тут же пожалел, что послушал Эмму. Для чего эта штука ему понадобилась?

      – Ты должен провести меня по всем комнатам и описать мне их, – велел Максим спокойно, как будто в этом не было ничего особенного.

      Агент, фотографировавший вход, навострил уши и, предчувствуя реакцию Павловски, попытался его успокоить:

      – Вы в первый раз работаете с аджюданом Монсо? Не волнуйтесь, это выглядит странно, но получается чертовски эффективно.

      Борис, загнанный в угол, скрипнул зубами. Теперь все смотрели на него, а он был не из тех, кто устраивает скандал прямо на месте преступления. Его совсем недавно перевели в этот регион, и он, можно сказать, влюбился в Анси, в его прозрачное озеро и величественные горы. Если цирковой номер Максима Монсо – это один из местных ритуалов, он не станет возражать – пока что, – но одно можно сказать с уверенностью: у него тоже имеются собственные методы и он твердо рассчитывает утвердить свой авторитет в бригаде, заставив с этими методами считаться.

      Он медленно прикрыл глаза, словно успокаивая нервы, потом заставил себя положить обе ручищи на плечи Максима, чтобы его направлять.

      – Так, – выдохнул он, – входной коридор ты, полагаю, видел, так что двинемся вглубь.

      – А что слева? Похоже на какую-то пустоту.

      – Тут небольшая лестница, ведущая в единственное помещение на нижнем этаже, в ванную, – ответил Борис самым невозмутимым тоном.

      Как в тяжеловесном, неуклюжем балете, двое мужчин медленно двинулись к гостиной. Свет сюда проникал через три больших оконных проема. Бориса чуть ли не до глубины души тронуло зрелище озерной бирюзы, пробивающейся сквозь ветви огромных дубов, растущих в саду. Слева листву пронзала заостренная крыша старой башни, придавая пейзажу средневековый облик. Справа, на сколько хватало глаз, простирались холмы, поросшие изумрудной травой, подстриженной аккуратно, как на поле для гольфа. Пейзаж обрамляла длинная горная гряда – она напоминала прилегшего каменного колосса.

      Техника визуализации, которой пользовался Максим, выглядела, конечно, нелепо, зато позволяла ему прочно запечатлеть в памяти место расследования. Прежде чем сделать зрительный снимок, он проникался запахами и звуками. Свое и без того уже достаточно развитое обоняние он ежедневно тренировал в предвидении ситуации, когда придется идентифицировать, классифицировать, а затем регистрировать все несущие запах молекулы, исходящие от места преступления. Все запахи архивируются в глубинах памяти; именно они вызывают из глубин детские воспоминания о завтраке в саду деревенского дома или же о минутах, проведенных на чердаке во время игры в прятки.

      Впрочем, свет воспоминаний детства он сознательно загасил, в памяти