Идиот. Федор Достоевский

правда. Верите ли, дивлюсь на себя, как говорить по-русски не забыл. Вот с вами говорю теперь, а сам думаю: «А ведь я хорошо говорю». Я, может, потому так много и говорю. Право, со вчерашнего дня всё говорить по-русски хочется.

      – Гм! Хе! В Петербурге-то прежде живали? (Как ни крепился лакей, а невозможно было не поддержать такой учтивый и вежливый разговор.)

      – В Петербурге? Совсем почти нет, так, только проездом. И прежде ничего здесь не знал, а теперь столько, слышно, нового, что, говорят, кто и знал-то, так сызнова узнавать переучивается. Здесь про суды теперь много говорят.

      – Гм!.. Суды. Суды-то оно правда, что суды. А что, как там, справедливее в суде или нет?

      – Не знаю. Я про наши много хорошего слышал. Вот, опять, у нас смертной казни нет.

      – А там казнят?

      – Да. Я во Франции видел, в Лионе. Меня туда Шнейдер с собою брал.

      – Вешают?

      – Нет, во Франции всё головы рубят.

      Судебная реформа Александра II – один из актуальных вопросов во время написания романа. В частности, суды стали едиными для всех сословий, введены присяжные, предполагалось судебное следствие и т. д. Суд стал открытым и гласным.

      «Смертной казни нет» в художественном мире романа. В реальности в России в XIX в. смертные приговоры выносились довольно часто. В 1849 г. сам Достоевский был приговорен к расстрелу как участник кружка М.В. Петрашевского, но в последний момент смертный приговор был заменен восьмилетней каторгой. В 1866 г. за покушение на жизнь царя в Петербурге был повешен Д.В. Каракозов.

      – Что же, кричит?

      – Куды! В одно мгновение. Человека кладут, и падает этакий широкий нож, по машине, гильотиной называется, тяжело, сильно… Голова отскочит так, что и глазом не успеешь мигнуть. Приготовления тяжелы. Вот когда объявляют приговор, снаряжают, вяжут, на эшафот взводят, вот тут ужасно! Народ сбегается, даже женщины, хоть там и не любят, чтобы женщины глядели.

      – Не их дело.

      – Конечно! Конечно! Этакую муку!.. Преступник был человек умный, бесстрашный, сильный, в летах, Легро по фамилии. Ну вот, я вам говорю, верьте не верьте, на эшафот всходил – плакал, белый как бумага. Разве это возможно? Разве не ужас? Ну кто же со страху плачет? Я и не думал, чтоб от страху можно было заплакать не ребенку, человеку, который никогда не плакал, человеку в сорок пять лет. Что же с душой в эту минуту делается, до каких судорог ее доводят? Надругательство над душой, больше ничего! Сказано: «Не убий», так за то, что он убил, и его убивать? Нет, это нельзя. Вот я уж месяц назад это видел, а до сих пор у меня как пред глазами. Раз пять снилось.

      Князь даже одушевился говоря, легкая краска проступила в его бледное лицо, хотя речь его по-прежнему была тихая. Камердинер с сочувствующим интересом следил за ним, так что оторваться, кажется, не хотелось; может быть, тоже был человек с воображением и попыткой на мысль.

      «Не убий» – одна из заповедей Моисея (Исход, гл. 20, ст. 13), которая неоднократно приводится и в Евангелиях.

      – Хорошо еще вот, что муки немного, – заметил он, – когда голова отлетает.

      – Знаете ли что? –