Золотой миллиард 2. Алиса Кортно

по комнатам прятала, сказки рассказывала, в игры играла, врала, что бояться нечего. Они многие почти скоро всё забыли из-за малолетства. А она не забыла. Как их освободили, долго дома сидела, ни с кем говорить не хотела, а как вышла в первый же день, кто-то из знакомых посочувствовал пережитым испытаний. В тот же вечер тетка ее из петли сняла. Она плачет, смеется, кричит, просит: – Давай отсюда уедем. Далеко-далеко, чтобы никто не жалел и не знал.

      Юдин после плена в Исту перебрался, возле ее дома ходил, а она на мужчин вообще смотреть не хотела. Тетка договорилась с Подбережным, в одно утро сгрузила подготовленные вещи, взяла обеих племянниц и уехала в неизвестном направлении. Ни с кем не попрощалась, никому не пишет, не звонит. Прощайте люди добрые, не поминайте лихом, как говорится: вы мне не сдались даже на сдачу.

      Юдин сначала писал, искал, звонил, на службу ходил, а потом вдруг – раз – переехал в ее бывший дом, лег на диван, уставился в потолок и ничего толком и не делал, даже ел через раз, а то и через два – как соседки принесут. А то и вовсе откажется. Похудел, постарел, седина на голове появилась. Службу со счетов сбросил, как оплаченный счет. Любовь заела.

      Большов не знал, что делать: боевая единица числится, а по факту – отсутствует. Когда Суровин получил сигнал, долго ждать не стал: приехал на следующий день. Костю с дивана стащил и тряс и кричал, потом поговорили: у Веры с виду всё хорошо, на работу устроилась, домом и сестрой занимается, имеет полное право сбежать от воспоминаний. Захочет встретиться – даст знать, не захочет – ее право. Надо отпустить. Суровин сам не мозолит ей глаза. Зачем? Через свои каналы узнал: жива, здорова, да и хватит.

      Нет у нас сейчас ни психологов, ни времени. Хорошо или плохо вышло, встряска пошла Юдину на пользу. К службе он вернулся.

      – Да это шутка. Защитники нашлись. Правильно он запас сделал, нам сейчас очень пригодится. Встав…, – не успел договорить Большов, как из соседского дома послышались хорошо определяемые, ровные шаги Армагеддона. Слишком близко, чтобы долго думать. Джек махом дошагал до будки, сел на колени и пригнул голову, Юдин скрючился на углу будки, а Вова не очень хорошо помнит, как принял решение: и вот он уже лежит на припорошенной снегом холодной земле и смотрит в небо. Он снял пистолет с предохранителя и считал: двое, трое. Судя по шагам, их трое. От дороги Большова отделял белый заборчик и какой-то припорошенный снегом многолетний кустарник. Шаги уже совсем рядом, можно сказать – поравнялись.

      – Так, два ствола, трое против трех. Без потерь при столкновении не выйдем. Нужно расстояние. Может сейчас? Прямо сейчас открыть огонь? Поздно. Они не просто подошли, остановились за шаг до будки. Черт! Черт! Черт! Надо же как-то предупреждать о таком важном событии, как смерть. Я не готов. Когда за стену шел, предполагал…да заткнись ты! Думай! Если они пойдут к дому Джека, то надо позволить отойти им как можно дальше: до дверей или через что там их каменные головы решат проникнуть в дом, и тогда снова появится небольшое преимущество в расстоянии, – думал Большов и мысли его летали ошалевшими пчелами и беспощадно жалили.

      И