Золотой миллиард 2. Алиса Кортно

В коробке бутылок семь водки и что-то по закуске. В коридоре запахло жареной ветчиной. Это Виталя «чай» готовит. Щукин с жалостью посмотрел на отвергнутую коробку, а надо сказать, что он самый трезвый из непьющих, ему лучше по лесу с ружьем на недельку, но по такой погоде, да за полковника и помянуть погибших от атаки камней, боги велели стопочку намахнуть. И для растирки тоже можно.

      – Что-то не так? А…в порядке, водку сами готовили: спирт остался.

      Иван хотел было отказаться, а потом подумал и кивнул Щукину, разрешая взять подарок.

      – К сожалению, присоединиться не могу, – откланялся Львовский и пошел по коридору и быстро свернул на лестницу. Гена тенью шмыгнул мыть пробирки.

      – Напоить меня решил, – подумал Иван, – а зачем? Что-то хочет провернуть под моим носом? Может быть, может быть. Дозорные, давясь слюну, провожали коробку взглядом и взглядом же просили Щукина поделиться, а тот не зная, как лягут карты, пожал плечами.

      Административное здание ремонтировалось за год-два перед началом эпидемии, так что обстановка удовлетворительная, если не считать решеток на окнах особо ничего не напоминает о временах застройки. Виталя вышел из смежной комнаты в белом фартуке с шипящей на сковороде яичницей и ветчиной. На столе посредине кабинета стоят три дымящихся кружки с Иван чаем, нарезан хлеб, мягкий сыр.

      – О! Ничего себе!, – прокомментировал он появление водки.

      На рабочем столе Ивана лежит распечатанная почта. Отхлебнув из кружки, он бегло ознакомился и тут же набрал Ярового:

      – Алло.

      – Иван, да. Говорить долго не могу. Давай сразу к делу.

      – Прошу провести обыск научного отдела.

      – Основание?

      – Предчувствие.

      – Это не основание. Веди наблюдение. Всё, днем наберу, – сухо сказал Яровой, и повесил трубку.

      – Не основание, – размышляя, подумал Иван и во время второго завтрака составил план действий.

      – Из штаба приказ пришел: выделить одного офицера и десять солдат с мая по сентябрь в разведывательную группу. Может, Конюхова отдадим – он самый молодой.

      – Одобряю, – прожевавшись, сказал Щукин, – харю за зиму отъел, с места не сдвинешь.

      – А я Куприянова предлагаю. Ходит кислый из-за того, что выпить нечего. В леса, – аккуратно отпив, сказал Гофман и спрятал глаза в пол. Щукин с Иваном переглянулись:

      – Он зимой воспалением…, – начал было Саня.

      – Для легких полезен лесной воздух, – парировал Гофман.

      – Не подозревал в тебе злопамятства. Это из-за того случая, когда на Новый год он по рубке кричал, что немцы в городе?, – уточнил Иван и они с Щукиным не сдержались, и подленько заржали, – свои корни надо помнить.

      Виталя поднял удивленные глаза на вытянутом лице и то ли в шутку, то ли всерьез, черт его поймешь, сказал: – Вы чего мужики? Я на мелкую подлость честь русского офицера не променяю.

      В дверь постучались. Иван утер вызванную смехом скупую мужскую слезу.