Пленительная мелодия. Джейн Даймонд

должно было умереть за все годы и мили, разделяющие нас… всю эту тишину… все то время, что я потратила впустую, пытаясь изо всех сил бороться с этим, отрицать это или просто заглушить. Прыткое, горячее и тугое чувство скручивалось у основания моего позвоночника… в легких, в задней части горла, каждая клеточка моего тела загоралась огнем и выступала против каждой секунды, что мы были в разлуке.

      Сейчас было точно так же. Только… непреодолимее.

      Это было нечто большее.

      То безумное влечение, которое я испытывала к нему тогда, стало только сильнее.

      Его глаза потемнели, зрачки расширились… и я знала, что он тоже это почувствовал. Затем его взгляд опустился на мои губы. Он вдохнул, раздувая ноздри. Его челюсть сжалась.

      Затем он развернулся и пошел прочь. С моими сумками.

      О мой бог.

      Я просто стояла, наблюдая, как он уходит, и воздух между нами все больше истончался по мере того, как он удалялся, пока я не перестала дышать. Вообще.

      Я отмерила две с половиной секунды на то, чтобы прийти в себя. Затем, дрожа, набрала в легкие побольше воздуха.

      И наконец последовала за ним.

      Я догнала его, только когда он остановился, чтобы забросить мои вещи на заднее сиденье черного «эскалейда», припаркованного у обочины с мигающими аварийными огнями. Я смущенно стояла, ожидая, когда он обернется, и каждая клеточка моего тела пульсировала от учащенного сердцебиения: легкие – в попытке вдохнуть, мозг – в попытке думать, клитор…

      У меня дрожали колени.

      Ни один мужчина раньше не заставлял мои колени дрожать.

      Точнее, ни один мужчина, кроме него.

      Мое тело никогда так не реагировало на других мужчин.

      И да, я осознавала, что глубоко-глубоко внутри все еще оставалась какая-то часть меня – возможно, бо́льшая, чем я хотела бы признать, – которая все еще оставалась той тощей, чудаковатой, одинокой девочкой, над которой издевались на детской площадке. Но за последние десять лет работы моделью я стала толстокожей. Очень толстокожей. Я также поняла, что независимо от того, что я чувствовала внутри, мир не воспринимал меня как тощую, чудаковатую девчонку; что мужчины, как правило, считали меня красивой. Намного красивее, чем я когда-либо сама чувствовала.

      Мне все еще было трудно воспринимать себя той моделью на фотографиях в дизайнерском нижнем белье. Мои длинные каштановые волосы с карамельными и медовыми прядками, брови идеальной формы, скулы и подбородок каким-то образом изменились, чтобы уравновесить то, чего я всегда страшилась: нескладного носа, полных губ и длинных конечностей, которые каким-то образом сочетались вместе, создавая образ, далекий от той девушки, что жила внутри меня. Несмотря на это, я научилась уверенно держаться, соревноваться, выступать, побеждать и даже проигрывать с изяществом. Я научилась сохранять хладнокровие под пристальным вниманием и, к счастью, справляться с неприятием. Потому что мир, в котором я жила, даже для красивых девушек изобиловал неприятием.

      Чему