Хвост фюрера. Владимир Козлов

вы говорите, гражданин начальник, – ответил ему Глеб, – не было бы этого противного казаха Джамбула, – отчаянного вояки и орденоносца, которого упрятали в тюрьму, за кражу утят из аула, а так же Салюта, Сафрона, Гвоздя и Кочубея, все бы живыми остались, и моя нога была бы невредимой.

      – Вот относительно вашей ноги я и хочу снять с вас показания, – сказал следователь, – мне нужно кто и при каких обстоятельствах оттяпал вам ногу?

      У Глеба на этот вопрос давно был готов ответ, и он не задумываясь, произнёс:

      – Хирурги суки, кто же ещё? Они пидоры вместо того, чтобы заняться правильным лечением, – ржавой ножовкой и отпилили мне конечность.

      – Вы, что не понимаете, какие показания я хочу с вас снять? – въедливо спросил следователь.

      – Вы прямо говорите, как великий налётчик, будто у меня на плечах сидит соболья шуба, которую вы намерены снять, – засмеялся Глеб, – и какие показания начальник? Я то, что помню из того дня, только как в столовой крикнули: – «Режь воров», – тут такая круговерть началась. Столами начали и скамейками кидаться. Я тоже конечно запустил в кого-то своей шлюмкой. И тут мне рубанули чем-то по голове, а потом по ноге, что я память потерял. Помню, только Пётр Рябинин склонился надо мной и всё.

      – Ты мне левака заправляешь Кузьмин, – сверкал он своими стёклами очков.– Рябинин – Амба был замечен в третьем отряде, где были зарезаны четыре отошедших вора, и в столовой за ужином его не видал никто.

      – Как же он не был в столовой, если сидел около меня, – сбивал с толку следователя Глеб.– А ногу он мне поварским халатом перебинтовывал или повара? Спросите у них, они – то точно знают. И сами подумайте, как он четверых прирежет. Тем более, таких как Кочубей. Этот сам сделает с десяток как Пётр. Вы же ни у одного вора не нашли ножей, зато у сук, два ведра набрали. Они готовились к этому делу. Вот с них и спрашивайте, – весомо заявил Глеб.

      – К сожалению, не с кого спрашивать, – сказал следователь, – всех порешили, а кто под шумок копыта из зоны нарезал. Один только Чуваш живым остался, но ему язык отрезали и руки отрубили. Превратили в кусок мяса бывшего авторитетного вора.

      – Этот, как вы говорите, вор Чуваш, никогда в авторитете не был. Крысой по жизни был, крысой и помрёт. Он в войну карточки у блокадников воровал в Питере. Присосался как пиявка к сукам, думал, они задавят воров, не понимая, что все битвы в истории выигрывали уверенные в себе люди твёрдо решившие одолеть врага. Любая война случайностей не приемлет, – это не рулетка, и воры в этом глубоко убеждены. Разве мало из них кровь проливали за Родину во время войны в штрафных батальонах?

      Сурков изобразил, кислую мину на лице, затем достал из кармана носовой платок, и обильно высморкавшись, сказал:

      – Нам, откровенно говоря, не жалко ни той, ни другой стороны. Все вы сволочи. Жалко Сталин не дожил до этих времён. Он бы вас всех погрузил на баржу