Литературно-художественный журнал «Стороны света» №16. Коллектив авторов

в пещере,

      Сцилла выносит гóловы из жуткой впадины,

      оглядывает море, отлавливает дельфинов,

      тюленей, охотится на огромных рыбин,

      которых питает бурлящая Амфитрита.

      Никогда моряки не похвалятся, что проплыли

      невредимые, но каждая пасть хватает

      человека, и уносит с черноносого судна.

      Вторая скала, Одиссей, поменьше, неподалеку

      от первой, на расстояньи выстрела из лука.

      На скале – высокая густолистая смоковница,

      внизу глотает черную воду Харибда,

      бессмертная. Трижды в день глотает, трижды

      извергает, ужасная. Не подплывай, когда глотает —

      Сотрясатель земли, даже он не спасет от смерти.

      Корабль направь к скале, где обитает Сцилла,

      проскальзывай мимо – лучше недосчитаться

      шестерых, чем оплакивать всю команду».

      ТРИ ИЗРАИЛЬСКИХ ПОЭТА

      В переводах с иврита Гали-Даны Зингер

      Меир Визельтир

      ОТКРЫТКИ ИЗ ПЕЙЗАЖЕЙ ДЕТСТВА

1. Новосибирск

      Слоны и медведи из льда

      по утрам встречали меня

      чистой стужей,

      неслышным ворчаньем.

      Пели, скрипели сани.

      Через стылую в инее площадь

      молодая женщина тянула ребёнка

      на короткой тонкой верёвке.

      Пели, скрипели сани.

      Искрились чудесные льдины.

      Люди продвигались,

      укутавшись, пар выпускали дыханий.

      Головы слонов и медведей

      я лучше всего запомнил,

      мерцающие в сером пространстве,

      что живую плоть рассекают.

      И под вечер ещё возникали

      их слегка размытые лица,

      словно посторонились и отплыли,

      смежили пустые глазницы.

      Тяжёлый снег по планете

      бьёт, будто молоты гномов,

      кующие новое упованье

      каждую ночь неустанно,

      как скрытым жителям подобает,

      занятым важным тайным

      и секретным деяньем.

2. Эйн-А-Тхелет

      Были прораставшие пейзажи, что прорастили

      в спалённых песках белые кубики. Отблеск

      неведомый нашим отцам. Разве что

      воображаемым праотцам из потрёпанных книг.

      Бдящие наши глаза видят: ровный ряд

      против ровного ряда дворов, размеченных колышками и бечёвкой,

      крыши с увесистой черепицей, краснеющей еле-еле.

      Песку, что в серёдке – называться дорогой,

      сконфуженному кусту – называться древом,

      презренному праху – называться Адамом,

      и только небо – небо для Господа,

      небесная твердь во всём полноценная.

      Лазурь лиловеющая, раскалённая,

      и обманный порывистый ветер с моря,

      собирающий в горсть обрывки благоуханий

      апельсиновых рощ, пустырей и течки суглинка.

      При крушении дня на померкшие дюны

      вспыхивают нагие огни. Да только свет,

      он и есть свет, он озаряет во тьме: песню протеста

      лисиц и шакалов округи, летучей мыши