Жемчужина Санкт-Петербурга. Кейт Фeрнивалл

чем-то напоминающие уставших собак тени.

      – Доброе утро, – поздоровалась Валентина.

      Медицинская сестра лет пятидесяти сидела в кресле-качалке и мерно покачивалась, отталкиваясь ногой от пола. Пышное тело ее было упрятано в старый поношенный домашний халат, на коленях лежала открытая Библия. Читая, женщина водила пальцем по строчкам.

      – Как она? – сразу спросила Валентина.

      – Спит.

      Спит или притворяется? Валентина знала, что сиделка не умела различать. За последние полгода Катя перенесла три операции на позвоночнике, и после третьей она стала намного подвижнее, хотя ходить по-прежнему не могла. Она не жаловалась. Не такая была Катя, чтобы жаловаться. Но вокруг глаз у нее залегли фиолетовые круги, и, когда ей было особенно больно, лицо у нее становилось землисто-серым.

      – Что вы ей дали? – негромко спросила Валентина.

      – Немного опия. Обычную дозу.

      – Я думала, опий вы ей уже не даете.

      – Я пробовала от него отказаться, но она без него не может.

      Валентина ничего не ответила. «Опий. Что я о нем знаю? Только то, что вижу в глазах Кати».

      Няня перестала отталкиваться от пола и сочувственно посмотрела на Валентину.

      – Чувство вины – ужасная вещь, дорогая. – Она покачала головой и провела рукой по тонким страницам раскрытой книги. – Прости нас, Господи.

      Валентина подошла к окну, отвела в сторону плотную занавеску и посмотрела в ночь. Сани и кареты мелькали огнями на улицах города, который славился тем, что никогда не спит, безумно прожитыми жизнями и еще более безумными смертями. Санкт-Петербург был городом крайностей. Все или ничего. Здесь заботились только об очередной выпивке, очередном кутеже, очередной безумной ставке на жизнь или на смерть. Валентина смотрела на все это, и ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы в ее жизни было место чему-то большему.

      – Нет, – чуть слышно произнесла она. – Не от Господа мне нужно прощение.

      Она сильно потерла руки, но холод, который она в эту секунду почувствовала, шел не снаружи.

      Было еще темно. Густая гнетущая темнота словно обволакивала мозг, мешая думать. Сверху послышались первые звуки пробуждающегося дома: слуги начали растапливать камин и натирать полы. Валентина сидела по-турецки в изножье Катиной кровати, на коленях у нее было расстелено полотенце.

      – Я слышала, папа купил новую машину, пока я была в институте, – сказала Валентина.

      – Да. «Турикум». Швейцарский.

      – Но это же наверняка ужасно дорого!

      – Наверное… Но царь только что купил себе новый «Делоне-Бельвиль», а ты же знаешь, как при дворе заведено: стоит государю что-то сделать, как все тут же бросаются повторять за ним.

      – И кто его водит?

      – Папа нанял водителя. Виктор Аркин его зовут.

      – Какой он?

      – Форма ему к лицу. Очень спокойный и, мне кажется, красивый. И еще