Метро 2033. Крым. Последняя надежда (сборник). Никита Аверин

пошлину или рассказывать о цели визита Поште было необязательно – ханство к листоношам относилось с почтением. Но поболтать со стражниками, скучающими на жаре и потому склонными к болтовне, – дело полезное.

      Пошта спешился и пожал поочередно руки левому и правому.

      – Ребят, я вас в противогазах не признал. Встречались?

      – Я – Васька Шаорма, – сказал левый.

      – Шаурма, – поправил правый.

      – Ша-ор-ма. Понял ты, морда москальская?

      – Не москальская! – оскорбился правый. – Я з Кыйиву.

      – Земляк? – Настала пора Поште удивляться. Вот уж чего он не ожидал – встретить здесь, на острове Крым, земляка.

      – Ну… Еще до Катаклизма уехал.

      – Москаль ты, Иванов, – припечатал Васька Шаорма, – трындишь, как дышишь. Глаза бы мои тебя не видели.

      – Ну и не смотри! – вызверился тот, впрочем, не двигаясь с места – уставом было запрещено.

      Пошта молча ждал, когда они уймутся: такой вот прикладной нацизм был в Бахче-Сарае, увы, обыденным явлением. Здесь не видели человека, видели только его родовую или социальную группу: москвич, киевлянин, местный, крымский, украинец, татарин, русский, армянин, еврей… Листоноши выпадали из этой систематизации, и потому их не трогали.

      Старшие товарищи Пошты считали, что Арслан Гирей специально создавал в городе нездоровую атмосферу: занятые внутренними дрязгами граждане о качествах правителя думают в последнюю очередь. Им есть кого винить во всех бедах.

      – Так что, – дождавшись паузы, Пошта встрял в беседу, – не приходили листоноши?

      – Вообще третий день никого нет, – охотно откликнулся киевлянин Иванов.

      Левый, Васька Шаорма, надулся и слегка отвернулся.

      – Торчим тут, с безделья дуреем. Всего развлечения – языками почесать. А три дня назад как раз я с этим, – кивок на напарника, – дежурил. И были гости из Казачьей Сечи. Огнев, может, знаешь? Вроде бы по делу: кого-то у них там то ли похитили, то ли изнасиловали, то ли сбежал кто-то. Но только Огнев как до настойки на шишках… на тех самых, на каких надо, шишках, дорвался – так из чайханы не выходит. И ребята его там же валяются.

      – Ясно-понятно, – отозвался Пошта. – А не было тут такого Зубочистки?

      – Да говорю: три дня никого, кроме Огнева с хлопцами. И до того негусто было. Я так думаю, вымирают сталкеры потихоньку. И все мы вымираем. Вот кончатся фильтры – и вымрем. Или в листоноши заделаемся.

      – Мы не заделаемся, – возразил Шаорма, – если только детей этим нелюдям отдать.

      – Да откуда у тебя дети, тебе же бабы не дают!

      – Да за мной бабы толпами бегают!

      – Бывайте, мужики. – Пошта взял Одина под уздцы и вошел в ворота.

      Бахче-Сарай начинался сразу от стены и полностью отвечал своему новому названию. Сарай – и есть сарай. Бардак, кавардак и захламление.

      После Катаклизма город буквально отстроили заново, правда, придерживаясь исторически сложившихся традиций: дома сделали двухэтажными, второй сильно выдавался над первым, а по узким