Мое последнее завтра. Елена Гринева

мог найти подходящего определения, затем в голове мелькнуло одно единственное слово – судьба.

      Уилл бежал впереди, Софи за ним следом. Сердце бешено стучало в висках.

      «Это ведь не мой дом горит? – подумала девушка, – нет, такого просто не может быть!»

      Улицы мелькали и сливались в одно блеклое пятно. Внезапно перед глазами возник тот

      самый ларек с бургерами:

      – Сеньорита-Бонита! – продавец весело помахал ей рукой. Девушка посмотрела на ларек и ей вдруг вспомнились странные слова усатого мексиканца: «Потому что связь времен разорвалась. И в воздухе уже пахнет огнем…»

      Внутри все сжалось. Это было знакомое ей предчувствие беды

      А потом был дождь, хлипкая грязь под ногами, одетыми в черные ботинки, вкус капель воды на губах. Софи стояла тихо и неподвижно, словно памятник и лихорадочно шептала:

      – Все нормально. Все правильно. Я одета так, как положено. Черные ботинки, черная юбка, рубашка с наглухо застёгнутым воротом, естественно, черная. Волосы аккуратно убраны с плеч и заплетены в косы.

      Хлипкая грязь была предательски скользкой, она боялась оступиться, боялась что поскользнувшись поедет, а затем рухнет на землю прямо у всех на глазах и нарушит трагическое безмолвие этого жуткого места. Она стояла одна в очереди на прощальной церемонии. Сегодня были похороны ее матери , и через несколько минут Софи предстояло бросить последнюю горстку земли, прежде чем гроб поглотит черная раскисшая земля. На похоронах было совсем немного присутствующих. Отец, его коллеги по работе и соседи по дому. Среди них Софи увидела хищный взгляд маленьких глаз тетушки Мардж. На ней было черное старомодное платье с громоздким воротником. В руках соседка держала визгливую собачку, которая хмуро скалилась. Священник будничным тоном читал молитву.

      Сердце Елизабет Нортон не выдержало чрезмерной дозы антидепрессантов . Она умерла, не успев снять с газовой конфорки кастрюлю, поэтому дом охватило пламя . Для их семьи такой поворот был словно гром среди ясного неба.

      В последнее время Софи казалось, что ее чувства как будто атрофировались. Ощущение реальности происходящего стало пропадать. Казалось, что она смотрит фильм с собой в главной роли. Вот они с Уиллом бегут к ее дому. Вот она видит горящие стены. Дом, который был гордостью отца как – будто складывается и уменьшается в размере, тает в бушующих языках пламени. Затем кадр меняется.

      Похороны матери. Свет камер направлен на Софи. Дождь идет, потому что так должно быть по сценарию. Осталось несколько минут до завершения фильма. Девушка бросает горстку земли на крышку гроба и отходит в сторону. Кто-то должен сказать заключительные слова. И, конечно, в кадре появляется тетушка Мардж, которая громким шепотом говорит:

      – Я всегда знала, эта девчонка приносит несчастья! Наверное, она одержима дьяволом! Сначала бедный Шон Остин, теперь ее мать.

      Собачка в руках громкогромка тявкает как будто соглашаясь с ее словами:

      – Да-да, так и есть, тяв, тяв.

      Не