Седьмое колено. Алиса Котова

стал сопротивляться, когда дочь нашла себе самого бедного жениха – конюха из их имения в Тростянке, к тому же моложе ее на десять лет.

      После свадьбы молодые поселились в Тростянке. Арутюнов отдал дочери шкатулку с семейными драгоценностями, помог построить дом, подарил большую супружескую кровать с шишечками на гнутых спинках. Целую подводу подушек на гусином пуху снарядил от своего дома до Еленина… Она взбила их. Сложила горкой на кровати, накрыла белой, вывязанной кружевными морозными узорами накидкой, – отошла, полюбовалась на дело рук своих. Опять все разобрала и сложила по новой – теперь осталась довольна. В буфете полукругом расставила стопки, на другой полке – матушкины сахарницу и вазочки. На полу расстелила яркие половики-дорожки. На подоконниках расставила герани в горшочках. В передний угол на полочку поместила икону. В такой красоте конюх Павел еще никогда не жил. Аж оробел, когда вошел, присел на краешек табуретки, отер пот со лба:

      – Как ты тут все, Олёна, прибрала красиво-то! – восхитился.

      – Теперь так будет всегда! – пообещала жена. И обманула: так было только год. Потом чаще – кувырком, потому что родила Елена Павлу восемь сыновей и порядка в доме после первенца больше не видели. Как и достатка. До Арутюнова-таки добралась Советская власть, которую в Тростянке долго не знали в лицо. Он умер с горя очень быстро прямо на крыльце, где три дня просидел в переживаниях после бандитского, как он выразился, налета красноармейцев на его имение. Иногда поворачивался, смотрел через разломанную дверь на перевернутые шкафы, расколотые горшки, вздыхал, отворачивался, опять вздыхал – так и умер сидя.

      А потом, уже много позже, Павла Елена проводила на войну. Пешком шли вдвоем до Хилкова – 15 верст. Завернули по дороге к озеру, искупались. Домой она вернулась на следующий день.

      – Как там папка-то? – спросил старший Иван, обрадованный, что мать наконец вернулась, всучивая ей беспокойного мальца.

      – Нет больше у вас папки, – сказала Елена и, спустив сына на пол, устало повалилась на кровать.

      – Как это нет? – удивился Иван. – А где ж он?

      – На войне он, – глухо ответила Елена и отвернулась к стене.

      Проспала до вечера. Когда проснулась, наварила чугунок картошки, намыла огурцов с огорода, собрала всех вокруг стола. Ужин сыновья проглотили вмиг.

      «Вот и осталась я одна с кучей вечно голодных мальчишек», – подумала Елена. А вслух сказала:

      – Вот и остались мы одни. Будете ли мне помогать? Выживем ли?

      – Выживем, матушка, – сказал Иван. – Мы все будем тебе помогать.

      – Ну, тогда спать, спать идите, – улыбнулась Елена, погладив его по вихрам. – А я приберусь тут немножко.

      Когда в доме все стихло, она присела перед окном. С портрета под образами, освещенный лунным светом, смотрел на нее Павел – молодой, красивый. «И мертвый», – прошептала она. И усилием воли втянула назад выкатившуюся было из правого глаза слезу. Колючий комок в горле