Колесо Судьбы. Марианна Алферова

шпион влетел внутрь. Комната оказалась спальней Лары. Освещена она была двумя маленькими фонарями. Лара лежала на кровати поверх одеяла, свернувшись калачиком, накрывшись толстой пушистой шалью. Волосы ее были распущены, волной разметались по подушкам.

      – Ларочка, девочка, чаечик с настойкой… – склонилась к лежащей упитанная служанка в платье из темной тафты и белом слишком маленьком чепце на макушке.

      Лара лениво выпростала руку из-под шали и выбила чашку из рук женщины. Глазами совы я разглядел красные следы у нее на запястье, как будто недавно кто-то очень сильно сдавил ей руку. Фантом мой облетел комнату и уселся на резную макушку дубового шкафа. Отсюда я видел лицо лежащей – белое, будто восковое, с закрытыми глазами и совершенно неподвижное. Нижняя губа сильно опухла. Такое бывает, когда бьют по лицу. Моя тревога усилилась. Я понимал, что там, в сторожке, случилось что-то мерзкое, но еще не позволял себе догадаться.

      Женщина в темном выпрямилась, уперла руки в бока и объявила:

      – Да плюнь ты на этого придурка тонконогого! Не стоит он твоих слез. Пусть кого хошь в жены берет! Судьба еще макнет его мордой в нужник, вот увидишь!

      – Ненавижу, – выдавила сквозь зубы Лара. – Чтоб он сдох! Чтоб они все сдохли! – И она издала тоскливый отчаянный стон, как от нестерпимой боли.

      Наблюдать за нею больше я не мог – если она заметит сову-фантом, то сразу поймет, что я за нею шпионю и разобижу еще больше. Я узнал то, что хотел: она дома и в безопасности. Так что я распылил сову, и она рассеялась сизым туманом.

      А я в таверне зарылся в подушки и заснул.

      Я не позволил себе догадаться, что на самом деле случилось.

* * *

      Разбудил меня Френ. Рано разбудил – рассветные лучи еще только бледнили небо. Я спросил кофе, и Френ сразу протянул мне чашку черного, жаркого, очень сладкого, только что заваренного напитка из зерен, выращенных в Дивных землях.

      – Плохие новости, мессир… – С некоторых пор он перестал называть меня «ваша милость» и стал называть «мессир».

      «Ваша милость» – это обращение к принцам крови. А «мессир» – обычный патриций. Хотя форма уважительная. Если честно, мне было все равно, как он меня называет. «Мессир» – даже лучше, меньше привлекает внимания посторонних. Беглецу внимание ни к чему.

      – Ну, что еще? – я сморщился, потому что обжег язык и губы.

      – Гадкие сплетни, мессир.

      – Лара? Я знаю, ее заперли во дворце в арестантской. Но сейчас она дома.

      – Хуже, мессир.

      Я и сам знал, что всё плохо. Ощущение беды наползало грозовой тучей. Сердце трепыхнулось и забилось яростно, как перед дракой. Я отставил пустую чашку, спешно оделся и сбежал вниз. На доме, соседствующим с гостиницей, имелась «доска» новостей. Ночью она была заново оштукатурена. И с утра на ней появилось уже несколько надписей.

      «Скандал во дворце. Отвергнутая фаворитка».

      «Сватовство короля».

      «Унижение фаворитки».

      «Гвардейцы дают урок покорности