Живые. Анастасия Солынская

ну и чёрт бы… – не успел Миша договорить, как услышал резкий стук в дверь. – Мы кого-то ждём?

      – Да не должны. Разве что Людка пришла молока попросить, у неё там опять что-то с коровой. Не даётся, говорит.

      – А разве мы не закрыли ворота и сенцы?

      – Да рано ж ещё, только поужинали недавно. Людку проводим и закроем всё.

      Катерина, оправив платье, встала из-за стола, чтобы посмотреть, кто стучится, но, почувствовав сквозняк по ногам, резко остановилась, будто в нерешительности. Ей стало зябко, по спине пробежал холодок, она испугалась. Женщина не могла понять, отчего ей стало так тревожно, даже растёрла ладони, чтобы согреться, но неприятное чувство отказывалось её покидать. Словно всё в ней сопротивлялось предстоящей встрече.

      – Катенька, всё хорошо?

      – Что-то неспокойно мне, знаешь. Как будто что-то не так. А что не так, я понять не могу. Только знобит, ещё и голова резко болеть начала.

      Михаил молча подошёл к жене и нежно обнял её за плечи. Мужчина гладил её по спине, шептал что-то на ухо, пытаясь поймать улыбку любимой, но Катерина будто не верила, что всё будет хорошо, когда дверь откроется.

      Супруги стояли так вдвоём, пока стук не повторился. Теперь и Миша почувствовал холодок по ногам, даже озноб, но крепился. Он держал жену в объятьях и храбрился, хотя чувствовал что-то неладное. Необъяснимое чувство тревоги охватило весь дом, заставив Катерину и Михаила ещё крепче прижаться друг к другу. Им казалось, что даже пробившие десять часов вечера часы сделали это с неохотой и странным, раньше не замеченным скрипом, больше похожим на стон.

      Стук повторился вновь, тихий, чуть-чуть скребущий и безумно тревожный. Вот только теперь к нему добавился тонкий голос.

      – Мам… Мам… Открой, пожалуйста, мам…

      У Катерины перехватило дыхание, ноги подкосились, и она упала бы, если б муж её не придерживал. Они уставились остекленевшими от страха глазами на дверь, за которой, судя по голосу, который узнали оба, стоял их умерший ещё весной сын Сашка.

      – Ты тоже сейчас это слышала? – посмотрел на жену Михаил, скрывая дрожь. А когда она кивнула, продолжил: – Но ведь это не может быть он, правда? Мы же… мы же сами его полгода назад похоронили.

      – Не знаю, Миш. Это какой-то дурной сон. Я не могу поверить.

      – Я не верю, отказываюсь верить, что это он. Это не может быть Сашка.

      Михаил смотрел на отказывающуюся отвечать жену, ничего не понимая, а потом помог ей сесть на стул, та испуганная и побледневшая, повторяя только «Сашка, Сашка, Сашка», не могла даже руки поднять, настолько испугалась и потерялась. Мужчина подошёл к двери, прислушиваясь к звукам снаружи, но открыть не рискнул – слишком это было странно и дико. Неправильно как-то. Он чувствовал это всем телом, сопротивлялся, но не отводил от неё взгляда, словно загипнотизированный.

      Катерина подняла глаза на мужа и прошептала:

      – Не открывай, слышишь! Не открывай! Пожалуйста…

      Она поднялась на дрожащих ногах