Золушка. Анастасия Александровна Писченкова-Шипинская

семьи новые ассоциации.

      ***

      Сержант, мужчина, чьи морщины напоминали линии на географической карте, проводил пенсионеров к капитану. Их шаги были тяжелыми и медленными. Шепотом пенсионеры говорили о девочке, о Новом годе, о возможности дать малышке хоть на время кров и тепло. Их собственный дом давно стал похож на заброшенный сарай – тихий, пыльный, хранящий лишь воспоминания. Они ведь тоже были когда-то родителями. Но потеряли дочь. Вернее, думали, что потеряли.

      В кабинете капитана обстановка была скромной: кушетка, пара стульев, стол, лампа, доска для записей, полка для папок с бумагами и окно. Старшие дети сидели на кушетке. Глаза у них были огромные, вопросительные. Золушка же сидела за столом. Она казалась вырезанной из дерева – спокойная, невозмутимая, как старый дуб посреди поля.

      Сержант открыл дверь перед «гостями», но они не вошли. Пожилые люди застыли в дверном проеме как вкопанные, уставившись на детей.

      – Проходите, – сказал сержант.

      …

      – Про-хо-ди-те, – повторил он громче.

      В этот момент из кабинета донесся тонкий детский голос.

      – Привет, бабуля, – сказала старшая девочка, Катя.

      Глаза сержанта стали похожи на два страусиных яйца. Он протер их кулаками. И вопросительно уставился на пенсионеров.

      Екатерина Андреевна побледнела. В ее сердце был нанесен точный удар, который разрушил уютный, привычный мир.

      И тут девочка добавила.

      – Дед, а ты почему молчишь? Привет, говорю.

      Казалось бы, простые слова. Но часто именно в таких простых словах кроется правда, от которой пытаешься скрыться много лет.

      – Какой ужас, Катя, – проговорил Николай Степанович и рухнул на один из стульев, удачно стоящих возле входа. Видимо, он был не первый посетитель, который терял чувства на пороге этого кабинета.

      Часто человеческая судьба определяется случаем, но в этот раз все решила маленькая девочка, которая постучалась в дом в канун Нового года. Чудо это было? Станет ясно совсем-совсем скоро.

      ***

      Разговор с женой Алексеича прервал дежурный.

      – Товарищ капитан. Там к вам пенсионеры пришли. Я проводил в кабинет. И вы будете удивлены.

      – Так, Ир, целую. Надеюсь, скоро буду, – бросил Кириллов жене и вернулся к сержанту.

      – Че там случилось?

      – Кажется, старшие дети знают этих пенсионеров.

      – Знают?

      – Ну, дети назвали их бабушка и дедушка.

      Кириллов не курил уже несколько месяцев, но в этот момент рука машинально потянулась в карман за пачкой.

      ***

      – Что, к черту, здесь происходит? – рявкнул капитан, врываясь в кабинет.

      К этому моменту в его участке стало уже две рыдающие женщины: одна, запертая в камере для допроса, другая – Екатерина Андреевна – дрожащая, с платком, прижатым ко рту. Платок был единственной преградой для бури, которую эта несчастная женщина сдерживала много лет. Муж держал ее за плечо, словно стараясь впитать в себя ее боль.

      – Могли бы и не выражаться: здесь дети сидят, – пробормотал