Безумные рубиновые очерки. Мария Клименко

в противоположном конце ньюс-рума.

      – Хот-доги или вот это? – Ларри указал на всего меня.

      Я вздохнул.

      – И то и другое.

      – Проиграешь фаст-фуду, – хмыкнул Ларри. – Обёртка у него получше, и выглядит аппетитнее. А ты – как тот парень, который сидит на ступеньках бара каждый вечер и просит опохмелиться.

      – Вы что, сговорились? Я просто не выспался.

      – «Отвали»? – прочёл Ларри, бросив саркастический взгляд на моё одеяние. – Я думал, ты уже большой мальчик для футболок с дурацкими надписями.

      – Должна же быть у большого мальчика маленькая слабость. К тому же очень точно описывает моё отношение к работе в пять утра, – пробурчал я.

      Ларри покачал головой.

      – Чем ты ночью занимался?

      Я закусил губу, вздохнул, и, поведя бровями, бросил быстрый взгляд на Хитер. Убедившись, что она поглощена работой, нагнулся поближе к Ларри и вполголоса сказал.

      – Я три с половиной часа…

      – Да ла-адно, – с противной ухмылкой протянул этот мерзавец.

      – …Смотрел, как по сцене бегают люди в дурацких костюмах и голосят так, что стёкла трескаются. Она, – я ткнул через плечо в Хитер, – называет это оперой. Я –  тратой времени.

      Ларри трясся от беззвучного смеха.

      – Потом я отвёз её на работу, лёг спать в четвёртом часу, а потом – сам знаешь.

      – Это ж как надо любить женщину, чтобы согласиться провести с ней вечер не в постели, а в полном зрительном зале, – он посмотрел на меня взглядом, в котором поверх неприкрытого восхищения читалось слово «идиот».

      – Что поделать, – я пожал плечами, стараясь не морщиться. Терпеть не могу, когда люди решают за меня, что я чувствую. – Всё в этом мире требует жертв. Почему-то, правда, всегда моих.

      Мы оба посмотрели на Хитер. Она даже не обратила внимания на моё появление и с бешеной скоростью что-то печатала. Откуда в ней столько энергии? Такая нечеловеческая производительность начинала меня пугать. Или это слишком привык находиться в режиме энергосбережения?

      – Ладно, – я встал. – Пойду, поздороваюсь.

      Она выглядела так, будто провела ночь не на дежурстве, а в салоне красоты. Типичная Хитер Хейзерфилд – подскакивала в шесть, отрабатывала сутки, спала часика три, и снова – в строй. Мне иногда казалось, что у этой девушки есть встроенный отсек для батареек. Как-нибудь вечером поищу его получше. Она, как и я, горела работой, и я порой боялся, что этот пожар может уничтожить нас обоих.

      – О, Никки, доброе утро! – бодро бросила мне Хитер, когда я появился в поле её бокового зрения. Она даже не взглянула на меня. Я поставил перед ней кулек с сухпайком.

      – Было бы ещё добрее, детка, если бы ты не поднимала меня ни свет ни заря.

      Она проглотила «детку», как и мой упрёк. Видимо, вместе со слюнками от запаха еды. Я даже расстроился.