Безумные рубиновые очерки. Мария Клименко

вряд ли будет работать. Чтобы что-то изучить, его надо разрушить. И учёные всего мира охотно брались за это уничтожение мироздания. Не оттого ли оно объявило нам войну?

      Я ответил не сразу, пытаясь осмыслить сам факт того, что это говорит тот, кто сам разбирает вселенную на части.

      – Человек науки восстал против науки?

      Он снова послал мне понимающую улыбку.

      – Я не против науки, я против её превращения в религию. Пожалуй, даже в культ, где за ритуалами забывают, для чего их совершают. А сегодняшняя наука, увы, становится объектом такого поклонения. Старые боги умерли, новых ещё не изобрели. Во всяком случае, таких, в которых хочется верить. А  вера – это не то, что можно и нужно доказывать формулой, взламывая код вселенной.

      У меня в голове опять звякнул колокольчик. Слова мне кое о чём напомнили. Забавно.

      – И поэтому люди пытаются доказать, что никаких богов нет?

      Райтмен пожал плечами.

      – Наука без веры существовать не может и не должна, мистер Мерри. Но верить только в неё – большая ошибка.

      – И как же быть? Во что тогда верить?

      – Возможно, в то, что вселенная познаваема, а у человечества есть предназначение, и оно чуть выше, чем просто жить.

      – Думаете, у него правда есть предназначение?

      – Кто знает, – Эрик пожал плечами. – В этом и смысл науки – узнать, как всё устроено и для чего. Или хотя бы предположить, чтобы от чего-то оттолкнуться в своих поисках.

      – А если искомое будет не так приятно?

      Эрик пожал плечами.

      – Что ж… Зато мы умрём с чувством полного удовлетворения, что нам таки удалось узнать истину. Во всяком случае, в это я хочу верить.

      Мы посмотрели друг на друга. Мне стало неловко. И зачем я вообще это затеял? Уже второй раз за сутки я ощущаю нечто подобное.

      – Простите, Эрик. Надеюсь, я ничем вас не обидел? Порой меня заносит.

      Я встал с места и протянул ему руку.

      – О, напротив, – он улыбнулся, правильно поняв сигнал о том, что ничего кроме псевдофилософских рассуждений о сути науки у меня не осталось. – Мне всегда интересно любое мнение. Говорят, истина рождается в спорах, а я считаю, она стоит в точке пересечения противоположных идей, потому что так или иначе, люди всегда говорят об одном и том же, просто с разных сторон. Как если бы мы были гранями одного кристалла. Мои студенты тоже любят рассуждать на эти темы. И, как всегда, приходят к неожиданным выводам. Не всегда верным, но всё же.

      – Пожалуй, я понимаю, почему студенты так о вас отзываются, – сказал я.

      – Я стараюсь их не разочаровывать.

      – А меня вот вы разочаровали, – улыбнулся я.

      – Вот как?

      Снова эта игра бровями. Где он так научился?!

      – Я думал, вы скучный и что вам за восемьдесят.

      – А я думал, что все репортёры наглецы и носят шляпы, – сказал он серьёзно.

      – Вы забыли про карандаш за ухом.

      Райтмен