Побег из Владимир-Волынского лагеря для пленных офицеров. Иосиф Васильевич Тимошенко

Зарывать ямы будут тогда, когда заполнят трупами. Жутко было слушать такие новости. Настроение было подавленное. Но, как всегда, в компании находятся неунывающие, начинают считать, сколько нужно трупов, чтобы заполнить эти ямы.

      «Это ты неправильно считаешь, – заявляет капитан Касьянов, – ты рассчитываешь на рядового военнопленного, а в лагере есть такие, как Денисюк и Саша Егоров, которые займут места побольше, и значит, умрет пленных поменьше».

      Саша ежится, Денисюк огрызается. Находятся оптимисты, которые считают, что по смертности первых дней нельзя делать заключение, что лагерь постепенно будет благоустроен, станет теплей, кормить станут лучше, что не допустят такой высокой смертности.

      «Ты что, на курорт приехал?» – кто-то кричит с верхней полки.

      «Немцы – народ деловой и с опытом. Если они вырыли ямы на 5500 трупов, значит так и будет!» – неожиданно высказался Саша.

      Теперь Денисюк ощетинился. Во всем обвиняет Сталина, что это он довел до войны, что виноваты коммунисты, а не немцы. Сразился агент Денисюк со спекулянтом Сашей, все остальные молчат и только изредка вставляют реплики подливая масла в огонь. Спорили долго, пока кто-то не крикнул: «Ну, довольно! Пора спать».

      Началась нудная, мучительно долгая жизнь в лагере. Военнопленные, что называется, принюхивались друг к другу, изучали повадки и характеры друг друга, искали друзей, единомышленников, выявляли врагов и предателей. Прислушивались к каждому сказанному слову, ловили реакцию на сказанное. Особенно следили за реакцией при разговоре о положении на фронте. Хотя немцы все время трубили о близком конце войны, какой-то внутренний голос подсказывал, что это не так. Вновь поступившие военнопленные приносили вести о разгроме немцев под Москвой, говорили, что наши войска снова завладели Ростовом-на-Дону.

      Я искал себе пристанища, но все были чужие. Наконец мне удалось найти в лагере двух своих сослуживцев. Но радость была недолгой. Майора Молявко скоро куда-то угнали, а капитан Бедный умер от истощения. Много знакомых было у моего соседа Жукова. Степан Антонович, так называли однополчане Жукова, был человек молчаливый и в разговор вступал редко. Вид у него был болезненный, впалая грудь, голова наклонена вперед и немного вправо, отчего он казался сгорбленным. Руки висели вперед и делали его неуклюжим. Несмотря на его болезненный вид и молчаливый характер, к нему часто обращались его товарищи за советом.

      Подошел конец ноября, жильцов блока № 4 выгнали на улицу. Блок № 4 находился рядом с нашим помещением, и нам с окна хорошо было видно этих обреченных на смерть людей. После Здневного голодания и нахождения в холодном помещении на сквозняках они напоминали трупы. Избивая палками и травя собаками, их стадом погнали по площади к воротам лагеря. Всех военнопленных загнали в казармы, и они из окон наблюдали эту печальную картину. Немцы объявили в лагере, что жильцы барака № 4 отправляются в другой лагерь, но мы знали, что их повели на расстрел. Это была первая